При других обстоятельствах я бы наверняка заинтересовался, чем вызвано столь глубокое женоненавистничество автора полотен, но сейчас Юрий Вышемирский, а это были его картины, меня интересовал мало.
Я указал Черпакову на обтянутое черной кожей кресло, а сам устроился на полумягком стуле с удобными подлокотниками.
– У вас есть с собой документы? – спросил я.
Он поспешно сунул руку в карман и вытащил паспорт.
– Пожалуйста.
Пока я знакомился с анкетными данными, Сергей Сергеевич успел задать свой очередной несуразный вопрос:
– Как вы считаете, товарищ милиционер, мне надо возмутиться?
– Возмутиться? – автоматически повторил я за ним. – Не думаю, Сергей Сергеевич. Скорее поинтересоваться, что произошло в доме вашего коллеги.
– Вы так считаете?
– Я так считал.
– А сейчас?
– Сейчас я считаю, что вы знаете это не хуже меня.
Он не стал возражать, хотя втайне я еще надеялся на это. Переписав данные в протокол, я вернул паспорт.
– Сергей Сергеевич, вам разъясняется гражданский долг и обязанность дать правдивые показания обо всем, что вам известно по интересующим нас вопросам. За отказ или уклонение от дачи показаний, за дачу заведомо ложных показаний вы можете понести наказание по соответствующим статьям Уголовного кодекса республики.
– В каких пределах? – спросил Черпаков таким тоном, словно всю свою сознательную жизнь только тем и занимался, что врал, забыв поинтересоваться, что за это бывает.
– Лишением свободы на срок до одного года, – удовлетворил я его любопытство. – Распишитесь, пожалуйста, в том, что вас предупредили.
Он расписался.
– Уточните, где и кем вы работаете.
– Доцент кафедры русского языка и литературы, – представился он. – Кандидат филологических наук. В настоящее время замещаю Ивана Матвеевича на кафедре в связи с его болезнью.
– Скажите, какие отношения связывали вас с Вышемирским?
– С которым из двух? – уточнил Черпаков.
– С Иваном Матвеевичем.
– Это непросто... – Он не знал, что делать со своими руками: они беспокойно порхали от карманов пиджака к переносице, оттуда к ручке зонта и обратно. Мысли его были также хаотичны, следующая фраза не вязалась с предыдущей. – Мои действия были инспирированы профессором, – заявил он и принялся откручивать пуговицу.
– Оставьте в покое свой пиджак, – как можно суше попросил я.
– Извините. – Он стал похож на прежнего Черпакова – рассеянного посетителя с несуществующими апельсинами. – Я постараюсь излагать более связно. – Он показал на пачку «Явы», валявшуюся на журнальном столике. – Разрешите?
– Пожалуйста. – Я придвинул к нему сигареты и спички, хотя не был уполномочен распоряжаться чужими сигаретами.