— Постой, ты случаем не эту тварь собралась… — внезапно воскликнула подруга, напугав меня до чертиков.
— Нет, успокойся. Пристрели меня, если это случится.
— Договорились. Ладно. Я у мамы постараюсь выведать. Она все мечтает, что я пойду по ее стопам, несмотря на хвост и уши.
— Я скучаю по твоему хвосту.
— Сама виновата. Нечего в свою жизнь всяких уродов пускать.
Вот блин, так и хочется Катьку Стервозой назвать. Ну, в кого она такая?
— Все, я спать. Тебе когда инфа нужна?
— По поиску чем раньше, тем лучше, а с Диреевым можешь не торопиться.
— Договорились. Завтра отзвонюсь. Адьос.
Блин, Катька как всегда меня энергией своей заразила. Не хочется в комнате сидеть. Крыс спит. А мне… а мне… Я обвела глазами комнату и наткнулась на мольберт. И сколько же я к нему не прикасалась? Да с самого приезда. Хм, а почему нет?
— Крыс, я рисовать.
— Угу, — ответил грызун и перевернулся на другой бок. Пусть спит, соня. Я его в другой раз на прогулку выведу.
Я думала, что не стану далеко отходить от поместья, но увлеклась. Вокруг такая природа восхитительная. А, увидев одиноко стоящее в поле дерево, дуб, поняла: вот оно. То самое место. Отошла на триста шагов и поставила мольберт. Открыла несколько банок с краской, вытерла тряпочкой кисти, налила в небольшую банку воды из фляги и принялась творить. И снова увлеклась. Снова возникло то чувство, словно входишь в транс, рука сама водит кистью по полотну, выдавая что-то необыкновенно прекрасное или пугающе ужасное. Когда я закончила работу и вгляделась в полотно, вздрогнула. На картине не было дерева, чудесной поляны и даже голубого, ясного неба. На картине была странная серая комната, от которой веяло отчаянием и страхом. Стол, стул и человек на нем. В такой же отвратительно серой одежде. Чуть длинноватые волосы упали на глаза. Вся его поза говорит о невероятной усталости. Он не сломлен и не чувствует страха, но… словно не живой. Я не вижу его глаз, но чувствую, что ему больно. Нет, не физическая боль, душа. Его душа кровоточит, она умирает. Я протянула руку к картине, к этому человеку и мне показалось на мгновение, что он вот-вот обернется, и я узнаю его.
— Егор.
Внезапно сердце кольнуло. Волосы на руках зашевелились, а кто-то не часто со мной говорящий внутри завопил: «Опасность». В этом идеальном, безлюдном поле кто-то был. И этот кто-то наблюдал за мной. Мысли сменялись одна другой с пугающей быстротой. Кто это? Друг? Враг? Добро? Зло? Человек или кто-то из иных? Что ему нужно? Убить? Одно я знала точно, он чужак. А еще поняла, что мне не следовало поворачиваться.