— Давно — годы, или ты имеешь в виду давно — месяцы? — я еле слышно проговариваю слова.
— Годы. Похоже на то.
Мое сердце глухо пропускает несколько ударов, и я смотрю в его лицо в попытке понять, говорит ли он это серьезно.
— Ты серьезно?
Он крепко сжимает губы, и на левой щеке около его красивых губ проступает ямочка.
— К сожалению, да.
Я начинаю опять плакать, уронив голову в отчаянии к себе на руки. Минутой позже, я почти отпрыгиваю, когда чувствую что-то теплое на моем плече.
Это его рука.
Просунув свою руку сквозь отверстие в стене, он легонько поглаживает мою руку. Я смотрю на его пальцы, когда он произносит успокаивающим голосом.
— Прости. Я не хотел тебя расстраивать. Тишина окружает нас, пока я рассматриваю его мускулистую сильную руку; его большую, нежную руку.
— Я могу слышать тебя, — говорит он мягко, — через стены. Я продалбливал в стене это отверстие с того момента, как ты оказалась здесь.
— Уже тринадцать дней, — отвечаю я.
— Правда?
Я шумно вздыхаю и киваю, затем вспоминаю, что он меня не может видеть.
— Да.
Он частично сжимает свою руку в кулак, костяшками пальцев упираясь мне в руку.
— Как ты тут держишься? Ты напугана? Чувствуешь себя хорошо?
— Я скучаю по своим сестренкам, — говорю я, задыхаясь на каждом слове. — Мы тройняшки.
Его пальцы опять начинают поглаживать ласково мою руку, и я забываю, как дышать, настолько это прекрасно.
— Это должно быть потрясающе!
— Было, — мой голос срывается, — но сейчас их больше нет со мной! Я пропала! Они, скорее всего, думают, что я мертва.
На какое-то мгновение он прекращает свои ласковые поглаживания, затем продолжает, но более нежно, чем до этого.
— Мне действительно жаль. Это звучит… ужасно.
— Что насчет твоей семьи? — бормочу я.
— У меня нет семьи.
— О! Прости.
— Не извиняйся, в этом нет твоей вины, — отрывисто произносит он.
Его пальцы все еще поглаживают мою руку, поэтому я понимаю, что наш диалог на этом неловком моменте не заканчивается. Мое горло жжет от боли, и из-за тех разговоров, что я веду, меня это раздражает. Я расстроена тем, насколько я была одинока, поэтому я продолжаю разговор. Я решаю попытаться задать ему вопрос, хотя я немного нервничаю: если я спрошу что-то не то, то он может прекратить прикасаться ко мне.
— Как ты сюда попал? — наконец мне удается выдавить из себя вопрос.
На короткий момент он прекращает свои поглаживания; затем продолжает снова неторопливо касаться моей руки, говоря своим глубоким голосом:
— Мать забрала меня из семьи, которой я стал больше не нужен.
Я задумываюсь, почему он стал им больше не нужен. Это печально.