Прошло меньше четырех месяцев и народ Франции снова взбунтовался — теперь уже против правительства Кавеньяка. Теперь было решено клапан не открывать — Кавеньяк провозгласил:
— Мятеж народа против республики — незаконен!
Царило нечто невообразимое, когда снова приехавшие в Париж Эдмон и Гайде поместились в гостинице на улице Монтабор, в наиболее тихом и безопасном, казалось бы, месте Парижа, в самом его центре, близ Лувра и французского Национального театра, Тюильри и Пале-Руайяль.
Чуть подальше расположенная Вандомская площадь уже полыхала пожарами и пальбой, но гостям удалось без повреждений добраться до знакомого и любимого пункта — кафе «Режанс», до которого было рукой подать от их гостиницы «Континент».
Уже у самого входа в «Режанс» их вдруг окликнул смутно знакомый молодой голос:
— Граф! Мадам Гайде! Какая приятная и удивительная встреча!
Оклик этот принадлежал больше семи лет им не встречавшемуся, немало изменившемуся, возмужавшему и словно еще более выросшему, дважды знакомому им месье Жану-Ивану! Они могли бы и не узнать его теперь, но он узнал их издали и сразу поспешил к ним с протянутыми руками по русской манере.
— Какая изумительно приятная встреча! — продолжал повторять он, тиская руку Эдмона, чмокая руки Гайде и сверкая отличными охотничьими зубами. — И тем более в такой необычной обстановке!
— А я уже почти парижанин, — продолжал он, — с Берлином распростился давно и навсегда. Сыт Берлином и тамошней чопорной публикой!
Встрече обрадовались. Даже обнялись, как настоящие старые друзья, и тотчас засыпали друг друга вопросами.
— Наша встреча произошла на сей раз уже в совершенно необыкновенной обстановке, — сказал месье Жан, ведя своих давних знакомцев внутрь кафе. — Я по убеждениям моим республиканец. И должен был бы лично драться на стороне трехцветного, красно-бело-синего флага республики… Но не говоря уже о том, что нам, иностранцам, вообще рекомендуется не ввязываться в чисто французские дела, сейчас я в полном недоумении, даже в растерянности… Ряд моих парижских друзей находятся по ту сторону баррикад: одни под черным знаменем анархизма, как мой не только друг, но и земляк Мишель Барунин, другие — под чисто красным, без всяких добавок — знаменем пролетариата… Это потомки санкюлотов, и их девиз — «республика без буржуа!» Но легко ли этим самым буржуа примириться с подобным лозунгом? Вот в моей растерянности я и решил заглянуть сюда, в очень любимый мною «Режанс»! Здесь тоже идет борьба, но бескровная и тем пока что для меня более приемлемая… Я ведь большой любитель шахмат! — признался он.