Немного помолчав, он продолжал:
— Из всех благ, о которых должно мечтать человечество, главнейшим, по-моему, с моей, быть может, несколько идеалистической точки зрения, является мир, мирная жизнь! Все силы, все помыслы человечества должны быть направлены на искоренение войны по каким бы то ни было мотивам.
Он нервно, возбужденно жестикулировал.
— Хотя я и страстный ружейный охотник и перебил немало пернатой дичи и зайцев, но я готов все свои силы отдать на благородную службу охраны мира между людьми. Как раз поэтому я с особой враждебностью отношусь к движению бонапартизма, которое сейчас поднимает голову во Франции. Восстановление империи — это возрождение войн, конец миру, едва успевшему водвориться в Европе.
В главные двери зала вошел человек с забинтованной головой. Сквозь бинт проступали пятна остановленной запекшейся крови. Человек внимательно вгляделся в сидящих и направился к месье Жану.
Приблизившись на расстояние шепота, он начал взволнованно и торопливо что-то говорить. Лишь отдельные клочки его сообщения улавливал слух Эдмона и Гайде.
— Клиши… Сен-Жермен… Артиллерия усиливает огонь по площадям… «Гертиус гауденс» делает попытку вмешаться.
Лицо месье Жана делалось все озабоченней. Он вдруг поднялся решительно и извинился перед компаньонами по столу.
— Прошу великодушно простить меня, но я должен вас покинуть… Возможно, вы уже догадались, что «Тертиус гауденс» — это силы, которые заинтересованы в развале республики, в том, чтобы ее красно-белый-синий флаг распался на части… В первую очередь в этом заинтересованы бонапартисты… Их провал под Ватерлоо позабыт, их соперники-легимисты и филлипары, безнадежно скомпрометированы, теперь их очередь «попытать счастья». Но их попытки вмешаться в ход событий должны быть решительно пресечены… И как, возможно, в неизвестных нам сферах действуют и темные, и светлые силы, помогающие соответственно, тьме и свету на земле в их взаимной борьбе, так и мы, скромные друзья Франции, должны осуществлять примерно то же.
Он поцеловал руку Гайде, обнял Эдмона и быстрыми шагами пошел к выходу из кафе.
Кто-то из безмятежно игравших шахматистов узнал его и окликнул:
— Месье Жан Гуренин, бонжур, присядьте на минутку…
— Рад бы присесть, месье Дювенк, но меня призывают более неотложные дела.
— Какие дела могут быть сегодня в Париже!? — бросил, не поднимая головы, партнер месье Дювенк, видного шахматиста кафе «Режанс».
— Как раз сегодня, — находчиво ответил месье Жан, — там на улицах и площадях Парижа разыгрывается весьма серьезная шахматная партия.