Далёкие часы пробили первый раз.
Дорожная тень оторвалась от дорожной пыли — мерзкая тварь из мрака и комков земли, с яростным адским пламенем в мёртвых глазах и разверстой пасти — и прыгнула на Гектора, как рысь. Конь Гектора дико заржал и унёсся в глухую тьму. Гектор встретил тварь мечом — и катышки глины разлетелись в стороны.
Вы уязвимы, подумал Гектор, ощутив злобную радость боя. Вы уязвимы, нежить.
Его меч рассёк пополам чудовищного нетопыря с оскаленным человечьим черепом вместо головы и адским огнём в глазницах — клочья чёрной ткани упали на землю. Гектор рубанул по тощим хребтам адских псов — одного, другого — но тут лавина мрака, ощерясь огненными пастями, хлынула на него, сбив с ног, погребая под собой, терзая в клочья.
Не велика и преграда для адских сил — простой солдат. Но за его спиной, на пороге часовни, вдруг вспыхнуло крохотное солнце, сразу рассеяв тени. И крохотное тельце государя растворилось в этом очищающем свете, исчезнув из мира.
* * *
Бриан досадовал, что не приказал вычистить подвал. Сюда уже лет пятнадцать никто не спускался; пыли накопилось на три пальца, разило кошачьей мочой, крысами, гнилью, плесенью… факел в сырой темноте еле коптил.
— Надо бы больше света, ваше высочество, — сказал урод, стоящий на карачках посреди тускло освещённого факелом пространства. — Темно очень.
— А что, разве темнота — не подмога в твоём ремесле? — спросил Бриан, скрывая гадливость усмешкой. "Ваше высочество"! Ишь ты, мразь…
Урод поднял голову. Бриану померещились красные отблески в близко посаженных тёмных глазах. Чёрный и мохнатый нарост, похожий на паука, закрывал половину правой щеки урода; длинная чёлка, которой тот пытался прикрыть поганое клеймо, сейчас была зачёсана назад и привязана шнурком. Безобразие выставили напоказ. Бриана передёргивало всякий раз, как он смотрел на урода.
— Магия начертаний — тонкая работа, ваше высочество, — сказал, между тем, некромант. — Опасно соединить линии не до конца. Вырвется гад-то — а принц для него вкуснее такого ничтожества, как я.
Что-то такое было в голосе урода… глумливый смешок, тень презрения. От этого тона жар стыда и ярости окатывал Бриана волной. Стыдно нуждаться в услугах грязной твари, не просто плебея, а — изгоя, отребья, ниже чего уже и опуститься нельзя. И эта ничтожная тварь ещё смеет презирать и глумиться…
И принцу-регенту придётся терпеть. Молчать и терпеть, пока всё не будет закончено.
Бриан взглянул на Оливию, спящую на двух составленных креслах. В слабом факельном свете её лицо казалось восковым.
— Эй, — окликнул Бриан урода, который рассматривал линии на полу, чуть ли не дотрагиваясь до них длинным горбатым носом. — Твоё зелье не повредит моим жене и ребёнку? Это точно?