— Ну, конечно, бараний бульон…
— Я его принесла! — с торжеством воскликнула Поллианна.
— Но это именно то, чего я не хотела, — опять вздохнула больная, теперь уже точно зная, о чем тоскует ее желудок. — Я хотела цыпленка.
— О, и его я тоже принесла, — засмеялась Поллианна.
Миссис Сноу обернулась в изумлении.
— И то и другое? — спросила она.
— Да, и студень из телячьих ножек тоже, — торжествовала Поллианна. — Я решила, что хоть раз вы должны получить именно то, что хотите. И мы с Ненси это обеспечили. Конечно, всего только понемножку… но есть все! Я так рада, что вы захотели цыпленка, — продолжала она удовлетворенно, вынимая из корзинки три маленьких горшочка. — Знаете, я всю дорогу думала, что будет, если вы скажете, что хотите рубца, или лука, или еще чего-нибудь такого, чего у меня нет! Это было бы ужасно, ведь я так старалась! — Она весело засмеялась.
Больная молчала. Казалось, она пытается мысленно отыскать что-то, что потеряла.
— Вот! Я оставлю вам все, — объявила Поллианна, выстраивая свои три горшочка в ряд на столе. — Вполне вероятно, что завтра вы захотите бараньего бульона. Как вы себя сегодня чувствуете? — заключила она вежливым вопросом.
— Очень нездоровится, спасибо, — пробормотала миссис Сноу, впадая в свою обычную апатию. — Я не смогла даже подремать сегодня утром. Нелли Хиггинс, соседка, начала брать уроки музыки, и ее гаммы почти окончательно свели меня с ума. Она мучила меня ими все утро, ни минуты передышки! Прямо не знаю, что делать!
Поллианна сочувственно закивала.
— Я понимаю, это ужасно! С миссис Уайт так было однажды. Она — член дамского благотворительного комитета. У нее как раз в то время был приступ ревматизма, и она не могла даже метаться в постели. Она говорила, что ей было бы гораздо легче, если бы она могла. Вы можете?
— Могу ли я… что?
— Метаться — ну, двигаться так, чтобы изменить положение, когда становится невозможно переносить эти гаммы.
Миссис Сноу в изумлении смотрела на девочку.
— Ну, конечно, я могу двигаться как угодно, но в кровати, — ответила она немного раздраженно.
— Тогда вы можете радоваться хотя бы этому, правда? А вот миссис Уайт не могла. Нельзя метаться, когда у тебя приступ ревматизма… хотя ужасно хочется, говорит миссис Уайт. Она рассказывала мне потом, что ее, несомненно, ожидало буйное помешательство, если бы не уши ее золовки… Она совершенно глухая…
— Уши золовки? Да о чем ты говоришь?
Поллианна засмеялась.
— Ах, я вам не все рассказала. Я забыла, что вы ведь незнакомы с миссис Уайт. Видите ли, ее золовка, мисс Уайт, была глухая… ужасно глухая. А приехала она к ним, чтобы помочь по хозяйству и ухаживать за больной миссис Уайт. И это было что-то ужасное! Чтобы растолковать ей что-нибудь, приходилось так кричать! И после этого каждый раз, когда на другой стороне улицы начинали играть на пианино, миссис Уайт была так рада, что она может слышать музыку, что ей уже не было так тяжело от того, что она ее слышит, потому что она воображала, как это было бы ужасно, если бы она была такой же глухой, как ее золовка. Видите ли, она тоже играла в игру. Я ее научила.