— А ну, поди сюда. Поди. Глянь, пока обратно не завесил!
Я подошел: в темном бревне отчетливо виднелась дырка. От пули. На уровне лба дяди Миши, покрытого сейчас крупными каплями пота.
— Во как шутил. — Он вздохнул и снова старательно завесил пулевое отверстие «Боярыней». — Веселый он у тебя парнишка.
Что-то он еще бормотал, я не вслушивался. Я воочию видел дырку в бревне, дырку от пули, и она казалась мне почему-то необычной. Не так-то много в те годы я повидал оружия, но все-таки кое-что представлял себе, и эта дырка не вписывалась в мое тогдашнее представление. И поэтому спросил я егеря, прямо скажем, не о том и глуповато:
— Один раз выстрелил?
— С меня хватит, — буркнул дядя Миша и пошел к столу. — Я на фронте пулеметчиком был, насмотрелся, как говорится, и наслушался. Но чтоб зазря подыхать...
— Что он привез в рюкзаке? — спросил я.
Зря спросил, не подумав: опыта было маловато. Егерь медленно поднял тяжелую голову, повторил раздельно и трезво:
— Чтоб зазря подыхать?..
Тут я сообразил, что у него ко мне отношение двойственное. Он считает меня то приятелем Милорда, то его конкурентом, а то и врагом. Спьяну он пытался играть сразу на всех клавишах, но запутался, наболтал лишнего и, кажется, решил молчать вглухую. Это никак меня не устраивало, подливать дяде Мише было опасно: он мог воспользоваться этим и разыграть пьяного, и я решил открыться. Риск тут был: если дядя Миша успел по уши влезть в уголовные дела Юрия, он будет в лучшем случае отмалчиваться, если не попытается навсегда избавиться от меня: оружия у него достаточно, а лес глухой. Но, кроме риска, имелся и добрый шанс: он не только боялся Милорда, он его ненавидел. И действия его в случае, если я представлюсь ему официально, впрямую вытекали из борьбы этих двух крайностей: какая победит, за той он и пойдет.
Честно говоря, я стараюсь по возможности работать под любой крышей, кроме своей собственной. Дело не в том, любят у нас милицию или не любят: милиция не девушка, ей не любовь нужна, а искренняя и четкая помощь. И вот в искренности я, честно говоря, сомневаюсь, потому что милиции побаиваются и связываться с нею избегают всеми силами. А какова гарантия искренности при таком отношении? Нет никакой гарантии, поскольку люди пытаются угадать, что тебе хочется узнать да услышать, если дело, естественно, не касается преступления непосредственно. Мундир (а удостоверение — тот же мундир) невольно заставляет отвечать «так точно» да «никак нет» куда чаще, чем размышлять, высказывать свои предположения, сомневаться или, упаси бог, спорить. Такова объективная реальность, которую следует учитывать, хотя я никоим образом не отрицаю и ценности свидетельских показаний, данных с полной искренностью человеку в мундире. У каждого — свой метод, и я, к примеру, изо всех сил избегаю официальных представлений, вопросов и допросов. Но в том конкретном случае раздвоенность в душе егеря заставляла меня отбрасывать привычные методы, хотя и не было еще у меня ничего привычного.