Джорджина остановилась перед дверью капитанской каюты и попробовала перенести тяжесть подноса на одну руку, чтобы высвободить другую и постучать в дверь. Она почувствовала, как страх пригвоздил ее к земле, как трясутся руки и колени и в такт им вибрирует поднос.
Она не должна так нервничать. Если случится самое худшее, это еще не будет концом света. У нее хватит изобретательности добраться домой каким-нибудь другим способом… даже одной.
Дьявольщина, почему она не удосужилась узнать о капитане хоть что-нибудь еще, кроме имени? Она не имела понятия, молодой он или старый, суровый или добродушный, любят ли его или просто уважают… а может, ненавидят. Ей доводилось слышать о капитанах, которые вели себя, как настоящие тираны. Надо было поспрашивать у кого-нибудь еще, если мистер О'Шон не смог ответить на ее вопросы. Впрочем, еще не поздно. Задержаться всего на несколько минут, переброситься парой слов с любым, кто ей встретится, и, возможно, она узнает, что капитан Мэлори — добрейшей души старикан и плавать под его началом — одно удовольствие. И тогда ноги перестанут дрожать, и она забудет про свои сомнения.
Но едва Джорджина повернулась, чтобы осуществить задуманное, как дверь капитанской каюты скрипнула и отворилась.
У Джорджины упало сердце. Поднос с едой едва не проделал то же самое, когда она резко повернулась, чтобы впервые увидеть капитана «Девственницы Анны». Но в дверном проеме стоял не капитан, а первый помощник, который, как ей показалось, успел оглядеть ее с ног до головы, хотя взгляд его светло-карих глаз был совсем недолгим.
— Ага, ты тот самый парнишка? Удивительно, что я не заметил тебя, когда принимал на работу.
— Наверное, потому, что вы сидели… Слова застряли у нее в горле, когда первый помощник взял ее за подбородок и повернул лицо к свету. Джорджина побледнела от страха, хотя он, по всей видимости, этого не заметил.
— Ни малейшего пушка на лице, — сказал он, как ей показалось, пренебрежительным тоном.
Когда у Джорджины наконец восстановилось дыхание, она от лица юнги выразила возмущение.
— Мне всего лишь двенадцать лет, сэр, — ответила она.
— Однако в двенадцать лет мальчишки бывают и покрупнее. Клянусь, этот поднос почти с тебя ростом. — Он сжал руками ей предплечье. — Где у тебя мускулы?
— Я еще расту, — процедила Джорджина, приходя в бешенство от подобного осмотра. Ее страхи вдруг куда-то испарились. — Через шесть месяцев вы не узнаете меня. — Она говорила истинную правду, потому что к тому времени весь этот маскарад будет позади.
— У вас все в семье такие? Джорджина насторожилась.