- Сколь раз говаривал я, жизненная дорога человека ухабиста, но она имеет конец. Подходит к концу и моя, а чтоб не оборвалась она для вас нежданно, хочу наказ оставить.
В гридницу неожиданно вступили переяславский посадник Игнат с боярином Силой, усталые, запыленные. Отвесили князю низкий поклон. Даниил посветлел лицом:
- Спасибо, переяславцы, что откликнулись на мой зов.
- Прости, княже, задержались в дороге.
- Не с подворья же московского. Хотел, чтоб вы, переяславцы, меня тоже выслушали и всем боярам слова мои передали. Садитесь, товарищи мои, бояре переяславские.
Тихо в гриднице, разве что скрипнет лавка под чьим-нибудь грузным телом да с княжьего двора донесется шум. Скорбны боярские лица: никто не ждал такого разговора, - а князь продолжал:
- Какие слова я сказывал, не впервой от меня выслушивать, и вам, сыновья, говорил не единожды. Песок часов моих пересыпался, настала пора изъясниться, чтобы все знали, чего я жду от сыновей своих. Воля моя, как им княжить.
Даниил медленно закрыл глаза, долго молчал. Но вот он оторвался от раздумий:
- Московскому и Переяславскому княжествам едиными быть, не дробить. Юрию княжить, Ивану удела себе не требовать. Порвете княжество, то к добру не приведет. Решайте, сыновья мои, все сообща, без обид, я о Москве мыслю. Вы, бояре, уразумели, о чем реку?
- Слышим, княже, как не слышать.
- Слова твои, Даниил Александрович, от разума, нам ли в них сомневаться?
- Чай, не забыли вы, други мои, каким Московское княжество было, когда меня отец на него посадил? Корзном накрыть - и весь сказ. А у дружинников мечи ржавые, копья тупые, колчаны пустые и вместо брони кафтаны. Да и какая дружина, едва ли полсотни гридней. Ныне молодцы на подбор, что в Москве, что в Переяславле. Оружие - сабли легкие, копья острые, у лучников стрел вдосталь, воины в броне. Поди, помните, как недругов на Оке били, за Коломну сражались? И татары не спасли князя Рязанского. А отчего? От единства нашего! В кулак собрались.
- Ужели, отец, мы по-иному мыслим? - поднял брови Юрий.
- Верю, сыне, однако конь о четырех ногах, да спотыкается.
Тут княжич Иван голос подал, и была в нем печаль:
- Скорбно нам было слушать тебя, отец, когда повел ты разговор о конце жизни. Живи долго. А наказ твой мы не нарушим, бремя власти на двоих делить станем. Верно, Юрий?
Юрий кивнул согласно.
Князь Даниил ласково посмотрел на меньшего сына:
- Мудрость в словах твоих, Иван. Коли так, быть ладу меж вами, братьями. Когда же случится размолвка, не решайте спор сгоряча, дайте остыть страсти. Злоба не к добру… О чем еще мои слова? Уделу Московскому расти, шириться. Я то предвижу. Отчего, спросите? Ныне ответить не смогу, но чую - истину глаголю.