Гельмут сидел, уткнувшись в бумаги. На лице выступили капельки пота. Неслышно подошла фрау Хильда и положила руку на его плечо.
— Что, отец, доходы подсчитываешь?
Шиммель вскочил.
— Доходы?! — закричал он страшным голосом. — Не доходы, а убытки! Все кричат о «немецком экономическом чуде», а я из долгов вылезти не могу. На вот, гляди, — он тыкал ей бумагу со своими подсчетами. — Гляди, что получается!
Шиммель всегда в подобных случаях вспоминал о своем прежнем хозяйстве.
— Да, в Восточной Пруссии я был хозяином, — говорил Гельмут, обращаясь к фрау Хильде и часто моргая белобрысыми ресницами. — Чистого дохода получал десять-пятнадцать тысяч марок в год, пока не пришли эти русские — гунны и азиаты. Истребить их надо было, всех до единого! Жаль, фюрер не успел...
— Перестань, отец, услышат.
— Кто услышит? Эти русские? Плевал я на них! Они жизнь мне загубили... Пусть продлит бог дни старого Конрада: он правильную линию ведет.
— А цены разве без его ведома устанавливают? — осторожно спросила Хильда.
— Что, цены? — Гельмут растерялся, не находя ответа. — Нет, не он. Это круппы, клекнеры и ханиэли, они, только они.
— Ты сейчас как коммунист рассуждаешь, — засмеялась Хильда.
— Но-но, прямо уж коммунист... Я же понимаю: нам нужна армия, чтобы отомстить русским, а это стоит не дешево...
— Как же нам быть дальше? — спросила Хильда, прислонив голову к его плечу.
— Продать землю, хозяйство, купить домик в Регенсбурге и там жить потихоньку... И Грете в школу пора.
— Кто же купит землю, если от нее одни убытки?
— Все земли в окрестности скупило командование американских войск. Они хорошо платят. Молю бога, чтобы и наш участок взяли.
— Чего же мы будем делать в Регенсбурге?
— Живут же люди... На год-два у нас хватит. Работу найдем.
В комнату вбежала Грета, рыжеволосая, худенькая и голенастая девочка. Поцеловала отца, мать.
Фрау Хильда посадила девочку к себе на колени и спросила:
— Скажи, Грета, ты хочешь жить в городе?
— Хочу. А в каком?
— В Регенсбурге. Купим домик на берегу Дуная, с садом... хорошо? Только ты этим русским пока ничего не говори.
— Русским свиньям, да?
— Грета, зачем ты так...
— Правильно она говорит, — вмешался отец. — Только так их можно называть.
— Ну довольно, Гельмут. Грета, ты поняла, чтобы никому ни слова о нашем разговоре. Иди, побегай.
В это самое время Сергей и Люся тоже ломали голову над вопросами своей жизни.
Уже две весны прожили Пронькины в этом доме. Подавленные тяжелой борьбой за свою жалкую долю, они научились терпеть и молчать, но не смирились. Бессонными ночами, в редкие дни отдыха Сергей и Люся думали, мечтали, искали пути к своему счастью, надеялись на чудо, которое может принести им избавление. И когда у них родилась дочь, назвали ее Надеждой.