— Теперь такие весны не бывают, — отодвинулся Калап от стола.
— Откуда им быть, — поддакнула старушка. — Лес наш, тайгу нашу — шубу земли уничтожаете, ветрам волю даете. Железом все небо проткнули. Прохудилось небо, тепло не держит, и дождь льет себе, сколько захочет.
— Скажете! — улыбнулся Калап. — Климат переменился, это верно… Узнать бы прогноз погоды, да у этого черта пища кончилась, — он ткнул пальцем в сторону транзистора «Геолог», что стоял на подоконнике. — Старик Мыйыксу его доконал. Как-то мою отару медведь потревожил. Пришлось всю ночь овец собирать, вернулся под утро, — Мыйыксу сидит. «Почему-то, — говорит, — парень, устал у тебя этот…» — И на приемник показывает. «А что с ним?» — спрашиваю. «Да вот, всю ночь тебя ждал, — отвечает старик, — делать нечего. Решил узнать, до какой поры разговаривают эти радийные люди. Оказывается, всю ночь говорят. Ну, языком и я бы до утра работать мог». Рассердился я: «Вы что, — говорю, — не знаете, что питание может кончиться?». Старик не понимает: «Какое питание?» — «Да батарейки!». Молчит Мыйыксу… С тех пор и молчит. Не Мыйыксу — радио. Батарейки и тогда уже слабые были. Я только сводку погоды слушал.
— Старик мог и не знать, — улыбнулся Тукпаш. — В его годы транзисторов не было.
— Что-то у нас, люди, разговор разгорается, — мать Калапа принялась мыть посуду. — Надо бы притушить его вовремя. Я если заведусь, до утра не замолчу. Ни к чему это… Дня три, что ли, назад девчонка одна приезжала из Корболу. С книжками. Я ее поругала: «Ты что привезла? Разве не знаешь? Если Калап или Сакылта книжку в руки возьмут, — как слепые и глухонемые будут. В другое время приезжай, дочь моя». Досталось мне, конечно, от Калапа и Сакылты. Но все же права я, права. Не зря говорят: делу время, потехе час. А сейчас не то что часа — минуты жалко. И ты, Тукпаш, кино свое тоже не привози. Просидят люди ночь, не выспятся, как будут работать? Устанут, присядут где, ягненка и недоглядят… После, после… Все после!..
— Книги, кино… — прохрипел Калап, с натугой стягивая кирзачи. — Мы про праздник забыли! Первое же мая прошло. Да что говорить… Когда это мы в мае праздновали? Не до праздников. Спать надо…
Тукпаш вышел из избушки, вытер рукавом потное лицо, глубоко вздохнул. Темень загустела, вокруг все замерло: ни звука, ни движения. И овечек не слыхать. Резко похолодало, но не исчез тонкий запах зелени — запах весны.
— Надо писать, надо… — шептал Тукпаш, глядя на темный лес за серой поляной. — О ком еще и писать, как не о чабанах? Но как? А что, если взять да и написать об этом окоте, о Калапе? Трудно через одного человека показать всю жизнь чабанскую. А если взять еще старика Мыйыксу? Он и работал, и воевал. Можно и про него. Да про любого можно: все работящие, у всех интересная жизнь… Хорошо надо написать. Чтобы вся страна узнала. Страна! Весь мир чтобы узнал, что живут в горах Алтая такие прекрасные люди, замечательные люди…