Он чувствовал, как страдает мать, и ее страдание, как это бывало с самого детства, передавалось ему, порождая ответное страдание, а оно по невидимым, соединявшим их струнам возвращалось обратно к ней. И они, любящие, сочетаемые незримыми нерасторжимыми струнами, заставляли страдать друг друга.
– Боже мой, как я надеялась, что в моей жизни наступит, наконец, покой, исчезнут страхи, прекратятся потери! Что последний остаток жизни я проживу, перестав бояться потерять самых любимых и близких. С самого детства я теряла дорогих и любимых, которые окружали меня, любили, а потом исчезали, их вырывали из семьи чудовищные страшные силы… Все твои деды один за другим пропадали – кто в эмиграции, кто в лагерях и тюрьмах, кто в лазаретах. Один ушел с отступавшей Белой армией. Другого сгноили в яме, выливая ему на голову нечистоты. Третий пропал без вести то ли в Америке, то ли в Австралии. Все мое детство, сначала безмятежное и счастливое, а потом ужасное, наполненное страхами, все оно было связано с ожиданием очередной утраты…
Боль истекала из матери, по незримым капиллярам проникала в него, отравляла, причиняла страданье. И он не мог скрыть этого страданья. Морщился, отворачивался, пытался ее перебить, пытался увести прочь от невыносимых переживаний – рассказами о том, как видел в лесу лося, как выбежала на поляну лисица, как великолепен морозный зимний лес. Но это не помогало. Его страдание возвращалось к матери, умножалось, переполняло ее, устремлялось обратно к сыну по невидимым, соединяющим две родные души сосудам.
– Потом наступило просветление. Кончились эти ужасные аресты и гонения. Я поступила в Академию художеств и там оказалась среди замечательных друзей, молодых энтузиастов, людей новой эры, новой эпохи, которая искупала все недавние траты и лишения. Наши поездки на стройки, на Урал, в Сталинград, в Ростов. Мы расписывали Дворцы культуры, участвовали в праздниках по случаю пусков огромных заводов. Мы увлекались Пастернаком, Мейерхольдом. Всем курсом ходили на субботники, сажали на пустырях сады. Я встретила твоего отца. Это были счастливые дни. Он заканчивал аспирантуру, писал диссертацию по истории средних веков. Я готовила мой диплом. Родился ты. Я говорила твоему отцу, что хочу иметь много детей во искупление всех наших фамильных трат, чтобы род наш не иссяк. И тут война. Все мои однокурсники пошли на фронт, и мало кто вернулся, да и то слепыми или калеками. У твоего отца была бронь, она защищала его от фронта. Он мне сказал: «Я не могу ходить по улицам, здоровый, свежий, в красивом галстуке, когда все мужчины воюют. Я пойду добровольцем. Я не стала его удерживать, умолять. Сказала: «Иди». Перед отправкой на фронт он пришел домой, держал тебя на руках, целовал, смеялся, а потом сказал: «Я знаю, меня убьют»…