Ольга отряхивала землю, отламывала клубни, кидала в ведро. Петр слышал звонкий удар, от которого ему становилось весело. Тетя Поля со стороны смотрела на них, держа в руках связку веревочек.
– Я так боялся, что вы не приедете, – говорил он. – То и дело ходил вас встречать на автобусную остановку. Выходил на ту лесную дорогу, где мы с вами шли. К тому кусту, где мы собирали малину. К тому орешнику, где я сорвал и подарил вам сросшуюся троицу орехов. На том месте, где стоял ваш этюдник, еще остались три дырочки, и я их трогал пальцами. Как чудесно, что вы приехали!
– А я в Москве все думала, могла бы я, как вы, оставить дом, близких, круг знакомых, всю размеренную, уготованную мне жизнь. И кинуться опрометью в неизвестное. Стать крестьянкой, доить корову, топить печь, выращивать в огороде овощи. Позавчера в гостях у друзей я слушала одного искусствоведа, который вернулся из Италии. Он рассказывал о великолепных художественных галереях, о средневековых соборах. О показах современной моды. А я думала, мне все это почти не интересно. Я хочу опять увидеть ваше село, услышать ваш рассказ о том, как вы считали веники, как вас укусила оса, и как вы шли за плугом, словно Лев Толстой.
Тетя Поля смотрела на них. Когда они поравнялись с ней, она сказала:
– Петруха, я чего думаю-то. Давай я на тебя мой дом отпишу. Он хоть и старенький, а еще постоит. Сменишь внизу два венца, покроешь железом – и живи. Я долго не протяну, не стану тебе мешать. Вот ты себе невесту нашел. Поселитесь, детей нарожаете. Дом обставите по-городскому, по-модному. Будете меня вспоминать.
Она улыбалась жалобно и болезненно. Ему хотелось подойти, взять ее усталые, натруженные ладони, развеселить, утешить. Но ком подкатился к горлу, и он, боясь слез, отвернулся, туда, к горе, где стояли высокие кладбищенские березы.
Они выкопали пол-огорода. Суздальцев перенес в подпол три полновесных мешка. У тети Поли хватило сил, чтобы накормить их обедом. А потом она снова залегла на свою высокую, с металлическими шарами, кровать.
– Совсем нету сил, задыхаюсь. Пошел бы ты, Петруха, к реке. Там калинка растет. Принеси ягод, я заварю, выпью, может, полегчает.
Суздальцев взял холщевую сумку, кинул в нее нож. Отправились с Ольгой в лес за калиной. Она как копала картошку в разношенных башмаках и дырявой куртке, так и пошла за ним.
Дошли до реки. Обмелевшая с весны, она дрожала солнцем на перекате, омывала малый островок, с которого снялась стая куличков, с писком понеслась, отражаясь в воде белыми брюшками. Поднялись на крутой берег. На небольшом скошенном поле стоял стог клевера, темно-зеленый, начинавший темнеть, с красно-ржавыми вкраплениями цветов. От стога исходил пряный, дурманящий запах. Суздальцев, проходя мимо, вдруг решил, что на обратном пути здесь, у этого стога, он поцелует ее.