– А что в моей коробке? – тут же захотелось узнать Кэлу.
Забавно все это. Бонни еще чуть ниже сползла по стене и, поерзав, устроилась поудобнее.
– Дать подушку? – спросил Кэл.
– Ага. А еще лучше кровать. Ой! Подожди! – Быстро, так что она не успела помешать ему, он ухватил ее обеими руками за талию и усадил к себе на колени – боком, из-за узкой юбки. Бонни тут же попыталась слезть. – Кэл, не сходи с ума. Я сломаю тебе ноги. Или они затекут. И тебе будет неудобно.
Молча, без предупреждения он наклонился, обхватил руками ее напряженное тело и притянул к груди, а потом привалился к стене.
– А твоей спине не повредит?
– Ш-ш-ш. Успокойся. Может, ты последняя женщина, которую я обнимаю перед долгим сроком.
– Ой, мне так жаль…
В темноте он пальцем нащупал ее рот.
– Это была констатация факта, а не комплимент.
– О! – Бонни растеклась по его груди, как масло – по горячему тосту. – Ясно…
– Вот и хорошо. Я хочу, чтобы тебе было ясно. А теперь расскажи, что лежит в моей черной металлической коробке для завтраков.
Бонни тихо рассмеялась и, положив голову ему на грудь, стала с улыбкой слушать, как уверенно бьется его сердце. И вдруг она поняла, что главное – не то, о чем они говорят, а интимность разговоров в темноте, прикосновения, доверие и близость – вот что главное.
– Два бутерброда, фруктовый салат из двух персиков, ложка, бумажная салфетка и термос с шоколадным молоком.
Ее голова подпрыгнула у него на груди, когда он рассмеялся.
– А с чем бутерброды?
– Один с арахисовым маслом и зефиром. – Кэл застонал. – Нет, это действительно вкусно. Тебе понравится. А другой с той самой пастой из сыра тофу и тунца, что делает моя сестра. Ты бы рыдал от этой пасты горючими слезами, она такая…
Сначала раздался стук металла по дереву, а сразу вслед за ним шум, да такой громкий, что потребовалось несколько секунд, чтобы понять – это валится баррикада из стульев.
Сигнал.
Они пошли в наступление.
Кэл отбросил Бонни куда-то в сторону, однако она интуитивно поняла, что он направил ее к столу, чтобы она забралась под него.
– Кэл? – Она опустила голову, чтобы глаза привыкли к темноте – и чтобы собрать остатки самообладания, – а потом осторожно поползла прочь от бледного света, лившегося с улицы, к полнейшему мраку, царившему под столом. Громкий, оглушающий удар в дверь эхом разнесся по залу, и Бонни закричала, когда удар повторился: – Кэл?
– Я здесь, позади тебя.
Но его там не было. Да, она лишилась одного вида восприятия – зрения, но другие виды – к примеру, слух – обострились. И она точно знала, что Кэл находится на другом конце зала, слева. Он не шевелился.