— Да ломайся же ты наконец! Может, тогда он не поедет…
Замок наконец погнулся, а из пальца тонкой струйкой полилась кровь. Тогда Алеша сует палец в рот и опять уходит в свой угол. Он сидит там и грустно думает, что Ришка прав, что никаких Волшебников на свете нет. Ничего не сбывается!
Но тут он вспоминает доктора. Мать иногда называет его Волшебником или Стариком Хоттабычем.
— Старик Хоттабыч, — тихо говорит Алеша, — иди ко мне!
Дверь открывается, и входит доктор.
— Вы взаправдашний Волшебник?! — ахает Алеша.
— Домашний.
— Вы угадали, что я вас зову?
— Я угадал, что ты ушиб палец. Покажи‑ка… Пустое. Йодом смазать, и к утру пройдет.
Алеша качает головой. Никакого йода ему не нужно.
Доктор не настаивает. Он отходит к чемодану и пытается исправить замок.
— Не надо, — останавливает Алеша. Голос его звучит безнадежно и глухо. — Не надо… Пусть так. Может быть, он не поедет.
Доктор задумывается. На его лоб набегают глубокие мор–щины. Глаза прищуриваются и тускнеют. Алеша этого не любит. Такой доктор подолгу молчит и смотрит в пол.
— А вы старенький! Вы совсем старенький… — огорченно трясет его за руку Алеша.
— С вами постареешь! — вдруг вскипает доктор. — То простужаются, то режутся, то ссорятся, а мне за всех отдувайся. А ну‑ка, приятель, давай лапу! Я тебе ее сейчас йодом смажу.
Алеша мгновенно прячет руку назад. Но Федор Степанович решительно достает из шкафа йод.
— Через марлю! Через марлю, — кричит Алеша.
— Командуй, командуй, — уже миролюбиво приговаривает доктор, осторожно смазывая ранку. — Я тебе все потом припомню…
— Забудете! Вы уже столько перезабыли!
Потом доктор все‑таки чинит замок на чемодане. Алеша стоит рядом и горько жалуется:
— Он меня не берет… Он думает, что я маленький.
— Справедливо. Пока маленький.
— Но я все могу! Делать зарядку… Обливаться холодной водой и… кипятить чайник!
— Только и всего? — усмехается доктор. — Маловато для походной жизни.
Тогда Алеша опять отправляется в медвежий угол. Никто, никто не понимает, как ему горько!
— Полно! — обнимает его Федор Степанович. — Грустить в такие молодые годы! Идем‑ка пить чай.
Алеше теперь все равно. В столовой он не смотрит на отца и садится рядом с Федором Степановичем. Алеша забывает положить в чашку сахар, пьет невкусный чай и нехотя отвечает отцу, когда тот спрашивает, какой сделать бутерброд:
— Все равно… Хоть с сыром… хоть с чем…
И вот тут‑то доктор, значительно взглянув на Алешу, громко говорит;
— Слушайте все! Я еду на Север! В июне. К тебе, Серега. И… с Лешкой. На отдых.
— Нет, нет! — вскакивает Алеша. — Не на отдых. На путешествия. К Серебряному озеру. К речке Голубинке!