— Занимаемся, — ответил Лешка и сообщил солидно: — Знаете, я ведь ответственный по лому!
Она скептически посмотрела па ответственного и велела учить уроки, а не болтать.
Лешка придвинулся поближе к Феде и стал переписывать упражнение по грамматике из его тетради в свою. Он очень старался, но все равно делал ошибки почти в каждой строчке.
— Хоть бы списывал правильно, — упрекнул Федя.
Тогда Лешка сложил свои тетрадки и решил пойти домой.
С грамматикой ничего не получается. Лучше уж он пойдет и поищет что‑нибудь для тепловоза. А задачи он завтра в школе у Феди перепишет.
— Ты допереписываешься, — проворчал Федя. Но Лешка сказал, что это в последний раз, что у Федора очень‑то не спишешь— сам же заставляет Лешку думать, думать… Но, так и быть, он теперь начнет думать и попытается решать задачи самостоятельно, но только с завтрашнего дня.
На другой день Кондратьев изнывал и томился — так медленно тянулись для него уроки. Уже весь отряд знал, что сразу после занятий он идет в дружину имени Александра Матросова. Да что там отряд! Знали об этом чрезвычайном событии и в 4 «Б», и в пятых, и в шестых классах. Короче говоря, знала вся дружина. Каждую перемену Лешка стоял окруженный ребятами и репетировал речь у матросовцев. Речь будет краткой и горячей. Девочки поглядывали на Кондратьева с уважением и советовали ему причесаться и вынуть руки из карманов мятых брюк. Симочка строго потребовала, чтобы Лешка выгладил галстук, потому что он опять носил его в кармане и галстук измялся. Но Кондратьев категорически отказался — ни о каком глаженье не может быть и речи, так как домой он заходить не собирается, и вообще пусть Симка от него отстанет и не портит настроение. В плохом настроении хорошей речи не скажешь. Симочка молча надела ему на шею свой галстук.
Когда закончились уроки, появилась Таня и заявила, что поедет с Кондратьевым — дело уж очень ответственное.
Лешка надулся, хотел плюнуть, но вспомнил, что в классе Анна Васильевна, и сдержался. Но от Тани отвернулся и сердито засопел.
Таня наклонилась к самому уху Лешки и зашептала:
— Леша, ты не обижайся. Ты все равно будешь самым главным. Я‑то просто так… для важности. Понимаешь?
Кондратьев не понимал. Надутый, как пузырь, он грозно морщил нос и кривил губы в пренебрежительной улыбке. Но Таня все шептала, поправляла Лешке воротничок, очищала мел с рукава его рубашки. Наконец Кондратьев не выдержал, улыбнулся, согласился и предложил взять с собой и Федора.
Надя Асафьева, которая почему‑то оказалась рядом, протянула:
— Ну уж нашел кого! Таня, возьмите лучше меня.