Тимка — парень крепкий, русый, синеглазый. Волосы у него отцовские, глаза материнские. Губан и выше и плечистей, а побороть его не может. Сколько раз схватывались — всегда Тимка Кирьку на лопатки кладет. Вот и сейчас Тимка верх взял. Обидно, а что скажешь? С кулаками кинешься, Тимка быстро на животе бубны выбьет. У него прием такой есть — через себя перекидывать. Схватит обеими руками за штаны, упадет на спину, рванет через себя — лети кубарем! Не успеешь ногой дрыгнуть, он уж на тебе сидит, по животу барабанит:
Кирька-Макирька,
Вместо носа гирька!
Нос у Кирьки, действительно, на гирю похож иль на грушу. Срамота, все ребята дразнятся. А тут еще Павлинка на заборе сидит, грязными ногами болтает. Хохочет — рот до ушей, хоть завязочки пришей.
Жжет внутри у Кирьки, будто стручок перца проглотил. Губы от обиды трясутся, в глазах слезы блестят. Пригибает Кирька голову, сжимает кулаки — вот-вот на Тимку бросится.
— А у тебя отец красняк! Казаки его чуть не шлепнули!
Тимка вздрагивает, словно кто плеткой по спине вытянул.
«Ах ты, Губан, трусливый заяц! Не можешь побороть, так отца моего цепляешь? А твой отец где? В сопки удрал, в зимовьюшке прячется?»
Надо бы сказать Кирьке про его отца; в отместку, чтоб не задирался. Да ладно, при чем тут отцы.
— А ты балбес! — кричит с забора Павлинка. — Кирька-балбес! Это же борьба: кто сильный, тот побеждает!
— А зачем он дразнится? — хлюпает носом Кирька.
— Ты зачем дразнишься? — спрашивает Павлинка.
— Я что... я, как все, — смущается Тимка.
— Ладно, миритесь! — Павлинка спрыгивает с забора. — Давайте мизинцы!
Это в тринадцать-то лет — мизинцы! Впрочем, Павлинке скоро будет тринадцать.
— Пусть он первый, — бычится Кирька.
— Ну! — Павлинка хватает их за руки. — Кому говорю! Сцепляйте пальцы, повторяйте за мной: «Мы ехали на лодке и кушали селедки, селедка не годится, давай с тобой мириться. Мирись, мирись и больше не дерись!»
— Согласен, — бурчит Кирька. — Мир навсегда.
— Мир навсегда! — поднимает руку Тимка.
— Вот и молодцы! — одобряет Павлинка. — Во что играть будем?
Смотрит Павлинка на своих друзей, косы длинные теребит. Смуглая она, скуластая, глаза черные с узким разрезом. Что-то есть в ней — не то китайское, не то монгольское. Так, далекое-далекое. Тимка спрашивал у нее про глаза. Смеется Павлинка, язык показывает: «Откуда я знаю, у матери спроси...»
— В казаки-разбойники, — несмело предлагает Тимка.
Павлинке не нравится эта игра. Хорошо, если Кирька будет разбойником, его поймать нетрудно. А если Тимка — ищи ветра в поле.
— Тогда по-другому! — Тимка одергивает рубаху, стряхивает песок со штанов. — За мной!..