КОМАНДИР ПОЛКА МОРСКОЙ ПЕХОТЫ (встает, осмелев). Гулецкий ему фамилия, товарищ командующий.
ЕРЕМЕНКО. Да, Гулецкий. Я ему тут же сказал: "Был солдат, а теперь капитан." На поле боя присвоил. (Опять к Зарембо.) Одобряешь, политик?
ЗАРЕМБО. Офицерское звание он заслужил. Имеет высшее гражданское морское образование. Храбр. Инициативен. Но озлоблен.
ЕРЕМЕНКО. На кого? На немца?
ЗАРЕМБО. В партию его никак не вовлечешь. Лично беседовал с ним. Неясен.
ЕРЕМЕНКО. К Герою представлен?
БЕРЕЖНОЙ. У нас с членом Военного совета есть мнение пока воздержаться.
ЕРЕМЕНКО (на месте Бережного он поступил бы так же, понимает его, но радуется своей возможности быть справедливым, смелым). Почему? Может, тебя, матра, вместо него к Герою представить? Он в партию не лезет, потому что не карьерист. Героем станет - вступит.
БЕРЕЖНОЙ. Он поляк.
ЕРЕМЕНКО (так удивлен глупостью Бережного, что даже не сердится). Ну и что? Рокоссовский тоже поляк. Дзержинский был поляк.
КАЗЯ ЯНОВСКАЯ. И я полька, товарищ командующий фронтом.
ЕРЕМЕНКО (Бережному). Почему сидит не там, где полагается? Слышишь,- не там, где полагается! Твоя блядь? А ну-ка, старая матра, выкинь ее сраной жопкой на чистый снег! (Успокоился, понимает, что ждут от него других слов, торжественных, ведь победа неслы-ханная. Встает. Все встают.) Благодарю вас, товарищи моряки, за матросскую, командирскую службу. Хорошо вы дрались. Я уверен, что все, кто отважно воевал, не жалея своей жизни, будут отмечены боевыми правительственными наградами. Спасибо "Усыскину" и "Чапаеву" за огонек, спасибо бесстрашным бронекатерам, морской пехоте, смертникам, можно сказать. Спасибо всем героям в тельняшках. Слава великому Сталину, гениальному полководцу всех времен. До новых побед, товарищи! Ура!
ВСЕ (от души). Ура!
ЕРЕМЕНКО (Бережному). Не будет Гулецкого в списках, так я тебя... (Грозит кулаком и удаляется со свитой.)
Зарембо доволен унижением Бережного и Кази. Впрочем, довольны все. Казя плачет. В глазах Бережного тускло возникает что-то похожее на мысль.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Картина двенадцатая
Горький. Первые майские дни 1943 года. Сад у кремля. Он еще не отделен, как теперь, лестницей от "Откоса" - городского бульвара на берегу Волги. Вечереет, но день еще светел, бледно-розов, вода Волги вблизи серая, подальше - сиреневая. По ней плывут редкие суда. Приближается к берегу большой пароход "Молотов", на нем возвращаются из Перм-ской (тогда - Молотовской) области эвакуированные, главным образом женщины и дети. Между Сталинградом и Ензтаевской "Молотов" подорвется на речной мине, речные мины опаснее морских, они долго прячутся в прибрежных кустах, и вдруг ветер выносит их на стрежень.