При этом павильоны, офисные помещения и роскошная гостиница для киногрупп, приезжающих сюда на съемки чуть ли не со всего мира, стояли довольно далеко от декораций Москвы, Парижа и других городов, и Закоев тут же объяснил мне причину этого.
— Ты помнишь спиральный небоскреб, который «Донстрой» всадил прямо перед мосфильмовской проходной? — сказал он, стоя у стеклянной стены своего огромного кабинета на мансарде «Тимур-Отеля».
За окном простирались практически бескрайние поля бывшего колхоза имени Четвертой пятилетки, которые Закоев купил еще в 2014 году по моей, как оказалось, подсказке.
— Из-за этого клыка «Донстроя», — продолжал он без всякого кавказского акцента, — мы не могли снимать половину декораций старой Москвы — камера видела, как он торчит над домами. То была первая, еще при Лужкове, атака девелоперов на «Мосфильм». Воробьевы горы — это же такое сладкое место! Вся Москва на ладони! Но как только Вилен Назаров ушел, они ликвидировали «Мосфильм» и купили у города всю территорию. Теперь там «Воробьев-Вилледж» — пять небоскребов повыше Москва-Сити, с двухэтажными квартирами для самых богатых. Но я, конечно, кое-что спас от студии — выкупил Музей и весь склад с реквизитом.
Я подивился Тимуровой смекалке. Любая аппаратура — кинокамеры, софиты, прожекторы, монтажные столы, операторские краны и тележки, то есть всё, чем мы снимаем и делаем кино и чем забиты мосфильмовские павильоны и цеха, — устаревает буквально за три-четыре года, а на пятый год и вообще превращается в утиль. Только нужные для исторических фильмов старые телеги, кареты, автомобили и реквизит — одежда, мебель и посуда — все дорожают и дорожают. И когда банда девелоперов, сговорившись, ликвидировала «Мосфильм», Тимур выхватил у них самое ценное — пятиэтажный склад реквизита плюс многозальный музей с раритетными авто. И скорее всего тоже за бесценок.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал я ему, и это не было лестью, он действительно почти не изменился, только облысел окончательно. Видимо, средства от старения и кавказского акцента они уже нашли, а от облысения еще нет…
— Ты тоже хорош, — ответил он и перешел к делу: — Антон, ты же знаешь, как я тебя люблю? И если бы я мог… Я бы для тебя…
— Не парься, — перебил я. — Серега мне уже сказал — до тридцать четвертого года я не доживу. Но сколько мне осталось, ты можешь сказать?
— Нет, извини. Это запрещено международной конвенцией. Да я и не знаю, клянусь!
Я усмехнулся:
— Тремя лысыми?
Но он не понял шутки и возмутился:
— При чем тут? Я сам лысый. Просто теперь все в компьютере. Заходишь в IMDb To day — компьютерную базу кинематографиста, и если тебя там нет, значит, всё, выбыл в архив. Но это единственное, в чем я вынужден тебе отказать. А остальное — проси что хочешь. Нам позарез, пока лето, нужно снять демонстрацию на Лобном месте. А допросы, тюрьма, психушка — это всё павильоны, это мы и зимой снимем.