— В чем-то он жутко отстает, по сравнению с тобой в его возрасте. И дома с ним непросто. Из Молли прямо веревки вьет.
Ральф хмыкнул, давая понять, что это для него не довод. Джоан стало ясно: брат сейчас просто не в настроении и будет возражать на все, что бы ни говорила мать. Ральф назвал мать «она» — вот лучшее тому доказательство. Джоан вздохнула, но даже этот непроизвольный вздох Ральф воспринял враждебно и выпалил:
— Как ты не понимаешь, это жестоко — приковывать семнадцатилетнего мальчишку к конторке!
— Никто не собирается приковывать его к конторке, — возразила Джоан.
Ее тоже эта ситуация не радовала. Полдня она долго и мучительно подробно обсуждала с матерью проблему с обучением и платой за него и теперь пришла к брату, ожидая, пусть необоснованно, поддержки хотя бы потому, что вечером он где-то успел побывать — где именно, она не знала и не собиралась расспрашивать.
Ральф любил сестру и, заметив, что она всерьез расстроена, подумал: как это нечестно — перекладывать все заботы на ее хрупкие плечи!
— На самом деле, — сказал он со вздохом, — мне следовало принять предложение дяди Джона. Я бы теперь зарабатывал до шести сотен в год.
— Вот уж не думаю, — поспешно ответила Джоан, жалея о том, что завела этот разговор. — По-моему, вопрос стоит так: можем мы еще как-то урезать расходы?
— Снять дом поменьше?
— Скорее, поменьше держать прислуги.
Оба предложения звучали неубедительно, и, представив, к чему приведут подобные ограничения в и без того экономном хозяйстве, Ральф решительно заявил:
— Исключено.
Исключено, потому что иначе ей придется брать на себя еще больше работы по дому. Нет, все тяготы лягут на его плечи, ибо он решил, что его семейство имеет право на достойный образ жизни, как у других, — как у Хилбери, например. В душе он верил, и довольно истово, что его семья в чем-то выдающаяся, хотя свидетельств тому не было.
— Если мама не готова рискнуть…
— Не хочешь же ты, чтобы она снова все распродавала…
— Она может рассматривать это как вложение на будущее, но, если она откажется, придется что-то придумать, только и всего.
В словах брата был скрытый намек, и Джоан сразу поняла, о чем он. За годы службы, а это более шести-семи лет, Ральфу удалось скопить, вероятно, три-четыре сотни фунтов. Учитывая, что такая сумма появилась ценой жестких ограничений, Джоан всегда удивлялась той легкости, с какой он пускал ее в биржевую игру, покупая и вновь перепродавая акции, так что она то прирастала, то уменьшалась, и всегда оставался риск в одночасье потерять все до последнего пенни. И хотя Джоан в этом ничего не смыслила, она невольно еще больше любила своего брата за это странное сочетание спартанской выдержки и того, что ей казалось романтическим, ребяческим легкомыслием. Ральф интересовал ее больше, чем кто-либо другой на свете, и она часто прерывала подобные экономические дискуссии, несмотря на всю их важность, чтобы понять ту или иную новую черту его характера.