А вот и нельзя. Ничему нет объяснения. Даже тому моему поведению, внезапной ярости, тревоге, крику… Я видел перед собой корабли «Эребус» и «Террор»: они спокойно покачивались на волнах в бухте, море будто открывалось и заглатывало их, меня… Я устремлялся в бездонную воронку, превращаясь лишь в пенистый крик, меня засасывало, перемалывало, перекручивало, выворачивало наизнанку, как в центрифуге… Молодой Далтон говорит обо мне и о своём отце, о нашей Исландии, о стеклянных глазах висящего над входом в «Спред Игл Инн» орла, о пучках белоснежных трав, хворосте и ворсе. Яростные волны то глотают, то словно отрыгивают кусочки моего тела: меня разорвало на части и растащило кориолисовыми силами в разные стороны, бог весть куда; я исчезаю в чёрной журчащей дыре, мою голову окунают в очко. Нет! Это же моё! Это же я! Вы не имеете права! Я бросаюсь за ними в воду, хочу их спасти. Я склею их и буду снова самим собой. Оставьте меня. Не бейте сильно. Не я первый начал, доктор, это они все на меня накинулись и хотели повязать: они не желали, чтобы я нашёл ошмётки своего тела и заново обрел цельность. Люди, толпа, масса, давка, я шёл ко дну… Я обязан был сопротивляться, толчками рассекая валы и пробивая себе дорогу в наседающем скопище тварей.
Во всём виновата та витрина с телевизорами, из-за неё мне вдарила в голову кровь. Среди прочих магазинчиков на Сэнди Бей Роуд грек Спиридион Павлидис, предприниматель, торгаш и челнок, соорудил и этот. Телевизоры там были самые разные, любого размера и на самый привередливый вкус, они были всегда включены на разные каналы с демонстративными целями, чтобы привлечь клиентов и вызвать у них желание раскошелиться. Я периодически останавливался возле той витрины и смотрел в эти коробки на лица, пейзажи, цвета, жесты, как они появлялись и пропадали… Волшебный фонарь дяди Бепи. Детство.
В тот декабрьский вечер, уж не знаю почему, все телевизоры были настроены на один канал: с речью выступал человек с волевым лицом, последний царь Колхиды, он вещал, не переставая, из каждого светящегося прямоугольника. Много лиц. Вдруг показали Красную площадь, много Красных площадей, и опускающийся красный флаг, мои алые знамёна, коим несть числа. Я слышал голос другого человека за кадром, который с пафосом разглагольствовал о павших в пыльные канавы флагах и погасшем Солнце будущего. Много голосов. Один и тот же отовсюду, из каждого голубого ящика… И тут со мной что-то произошло, меня замкнуло, а в моём сердце будто что-то оборвалось. Красные флаги закрыли собой всё небо и обрушились на землю, давя собой всё и вся, кроваво-красное Солнце спускается, прихлопывает нас, взрывается и пропадает.