Посол на мгновение оторвался от чтения письма и подумал о том, что вынужден вникать в бред сумасшедшего. Но он вернулся к финалу письма и прочел следующее:
«Уважаемый Господин посол! Уверен, что, прочтя эти строки, Вам покажется невероятным все вышеописанное. Но смею Вас уверить, что я не являюсь ни сумасшедшим, ни тем более фальсификатором. Все факты, изложенные в письме, можно достаточно легко проверить, имея необходимых специалистов».
И далее следовал постскриптум:
«Уважаемый Господин посол! В связи с вышеперечисленным прошу предоставить мне политическое убежище, так как надо мною возникла непосредственная угроза смерти».
И подпись:
«С уважением, Миома Дулович».
Посол механически отхлебнул холодный кофе, некоторое время тискал между ладоней свой череп, размышляя над прочитанным. В его смятую голову пришли три версии. Либо написавший это письмо – сумасшедший, либо – внедряемый КГБ разведчик, в третьем же случае – он пишет правду…
Во всех трех вариантах перебежчик представляет собою ценность. Если он сумасшедший, то это письмо просто опубликуют в американской прессе, используя его как сенсацию о деятельности русских секретных ведомств. Если он агент, то его расколют и попытаются перевербовать… Если же подтвердится третья версия, то… Далее посол подумал, что это уже не по его части, отложил письмо, по телефону связался с Вашингтоном и получил распоряжение ближайшим рейсом отправить Миому в столицу самого демократического в мире государства.
Ранним утром следующего дня Миому одели в форму морского пехотинца, напялили на его голову парик и в машине американского посла доставили в международный аэропорт. Там, под прикрытием четырех охранников, он поднялся на борт «Боинга», на всякий случай был заперт вместе с летчиками в кабине, а после взлета был выпущен в пассажирский салон. Сидя возле иллюминатора, смотря, как под облаками исчезают очертания родины, Миома вспоминал мать и думал: получила ли она его письмо, отправленное накануне?
«Моя дорогая, единственная мама! – писалось в письме. – Я не знаю, доведется ли мне когда-нибудь гладить твои родные руки, расчесывать твои бесконечные волосы, смотреть в твои ночные глаза. Я знаю, что ты ждешь моего решительного шага, ждешь, что я добьюсь для тебя того, чего в немых клятвах обещал ежесекундно. Верь мне, надейся, распредели свою вечность на ожидание, считай звезды и меряй взглядом расстояние до них. Тогда время спрессуется, у твоих ворот скрипнет колесница и доставит тебя на власть. Прощай. Твой сын Миома Дулович».
Через одиннадцать часов «Боинг» приземлился в аэропорту Вашингтона. Встречающие усадили Миому в автомобиль, и, по их словам, по пути в город он ни разу не выглянул в окно, чтобы полюбоваться незнакомыми пейзажами. Как будто проезжал по этой дороге ежедневно…