Матушка опустилась на алую подушку умело – в самый центр, словно десантник на парашюте. К счастью, высота была невелика.
– Это была потерянная душа. Если бы ее не убили и если бы ей хватило смирения обратиться ко мне, думаю, я бы сумела ей помочь.
У Бовуара было такое ощущение, будто его сейчас вырвет.
– Знаете, один раз она пришла сюда. Я была рада ее видеть. Думала, она пришла искать духовного наставничества. Но я ошибалась.
– Что же ей было нужно?
– Понятия не имею. – Вид у Матушки был неподдельно недоумевающий. Бовуар подумал, что это была ее первая искренняя реакция. – Я вошла – она тут стоит, поправляет фотографии, чтобы ровно висели. – Матушка показала на фотографии в рамочках на стене и на две маленькие вещицы, похожие на ковчежки. – Она все здесь перетрогала. Все было перемещено.
– Как?
– Выровнено. Когда класс заканчивается, ученики, как вы видите, просто закидывают подушки в углы. Мне нравится, когда они так делают. Подушки падают на место по выбору Господа. Не люблю быть слишком навязчивой.
Новая волна тошноты нахлынула на Бовуара.
– Но Си-Си, похоже, не могла войти в комнату и не потрогать, не выровнять все, что там есть. Очень неразвитая. Если вам необходимо делать такие вещи, в вас нет места для духа. Все подушки были аккуратно выровнены и сложены у стены, все фотографии выправлены, все идеально.
– Зачем же она сюда приходила? – спросил Гамаш.
– Я толком и не знаю. Увидев меня, она удивилась, словно я застала ее за каким-то непристойным занятием. Когда она ушла, я посмотрела, не пропало ли что-нибудь, – уж больно вид у нее был виноватый. Она старалась скрыть это своей агрессивностью. Очень типично.
– Типично для кого? – спросил Гамаш.
Этот вопрос озадачил Матушку, и Бовуар подумал, что она не привыкла к тому, чтобы ей задавали вопросы.
– Конечно, для несчастливых людей, – проговорила она несколько мгновений спустя. – У меня создалось впечатление, что она что-то искала, и я говорю не о просветлении. Думаю, она была настолько введена в заблуждение, что и в самом деле считала себя просветленной. Но менее просветленного человека трудно было найти.
– Очень проницательное наблюдение, – сказал Гамаш.
Матушка внимательно посмотрела на него – нет ли в этих словах сарказма.
– А почему вы решили, что она считает себя просветленной?
– Вы читали ее книгу? Она самодовольная эгоистка. У нее не было центра, не было истинных убеждений. Она хваталась за любую поверхностную философию. Немного отсюда, немного оттуда. Состряпала какую-то ухабистую и изрытую ямами, слякотную духовную дорогу. Она мне напомнила Франкенштейна. Наглоталась самых разных вер и убеждений и скомпилировала из них какой-то ли-бьен.