Лемье рядом с ним заметил, как неожиданно насторожился его начальник. Он уставился на Гамаша, пытаясь понять, в чем дело.
– Что это за запах, месье Петров? – спросил Гамаш.
– Я ничего не чувствую, – ответил тот.
– А я чувствую, – встрепенулся Бовуар. – Так горит пластик или что-то подобное.
Теперь и Лемье почувствовал запах.
– Ах, это, – со смехом сказал Петров. – Я выкинул старую пленку в огонь. Ненужный хлам. Наверно, нужно было бросить ее в мусорное ведро. Как-то не подумал.
Он обезоруживающе улыбнулся. Гамаш подошел к камину и увидел шипящий сгусток желтого и черного. Старая пленка. А может быть, и не очень старая. В любом случае – уничтоженная.
– Вы правы, – сказал Гамаш.
Петров привык к тому, что люди, в особенности Си-Си, видят его насквозь, но сейчас он испытывал какое-то новое ощущение. У него было такое впечатление, будто Гамаш заглядывает ему в душу.
– Вы не подумали. Возможно, не самый мудрый поступок.
Новая жизнь Петрова началась не более получаса назад, а он уже раскаивался. И все же, судя по виду этого спокойного человека, тот мог его понять. У него чуть голова не кружилась от предчувствия. Он с нетерпением ждал момента признания, после которого новая жизнь начнется по-настоящему. Начнется заново. У него даже слезы наворачивались на глаза. Он испытывал горячую признательность этому полицейскому инспектору за то, что тот выслушает его признание. Сол Петров воспитывался убежденным католиком, а потому, как и большинство людей его поколения, не принимал церковь, священников и все уловки религии. Но в этой скромной, даже нелепой комнате, где вместо витражного стекла на стене висели пластиковые украшения, ему хотелось опуститься на колени.
Ради того, чтобы начать все с чистой страницы.
– Я должен сказать вам кое-что.
Гамаш ничего не ответил. Петров заглянул в его добрые вдумчивые глаза, и внезапно в комнате не осталось никого, кроме них двоих.
– Мы с Си-Си были любовниками. Уже около года. Я не уверен, но думаю, что ее мужу это известно. Боюсь, мы не слишком скрывали наши отношения.
– Когда вы встречались в последний раз? – спросил Бовуар.
– Утром в день ее смерти. – Ему потребовалось усилие воли, чтобы оторвать глаза от Гамаша и перевести на другого полицейского, который сидел, внимательно слушая, на соседнем стуле. – Она приехала ко мне, и мы занимались любовью. Между нами были только физические отношения, ничего более. Я был ей безразличен, а она – мне.
Вот оно. Пустяшная, никчемная связь. Он выдохнул, ему уже стало легче.
– Она не говорила вам, почему купила здесь дом? – спросил Бовуар.