– Ужасная была ночь, – сказал он. – Одна из худших, какие я помню.
– Кем он был?
– Его звали Сол Петров. – Гамаш подождал, будет ли какая-нибудь реакция. Ничего, кроме вежливого интереса. – Фотограф. Он снимал Си-Си.
– Для чего?
– Для ее каталога. Она собиралась встретиться с представителями американской компании и надеялась заинтересовать их своим проектом. Она имела амбиции стать гуру в области стиля, хотя ее амбиции, похоже, завели ее туда, где стиль и не ночевал.
– Что-то вроде универсального бюро обслуживания, – предположила Эм. – Там вас вычистят внутри и подновят снаружи.
– Да, планы у Си-Си де Пуатье были наполеоновские, – подтвердил Гамаш. – Вы говорили, что несколько раз виделись с ней. А с ее семьей вы были знакомы? С ее мужем, дочерью?
– Только визуально. Никогда с ними не разговаривала. Они, конечно, присутствовали на кёрлинге после Рождества.
– И насколько мне известно, на церковной службе в канун Рождества.
– C’est vrai. – Эмили улыбнулась тому воспоминанию. – Ее дочь способна ввести в заблуждение.
– О чем вы? – с удивлением спросил Гамаш.
– Нет-нет, ничего такого коварного в ней нет. Она ничуть не похожа на мать, хотя и Си-Си была не такой уж лгуньей, как ей хотелось бы верить. Уж слишком все это было очевидно. Нет, Кри робкая, погруженная в себя. Но голос у нее очаровательный. Мы все слушали как завороженные.
Эмили погрузилась в воспоминания о предрождественской службе в переполненной церкви. Она тогда поглядывала на Кри и видела, как преобразилась девочка. Радость сделала ее привлекательной.
– Она была похожа на Дэвида, когда он играл Чайковского.
А потом эта сцена у церкви.
– О чем вы задумались? – тихо спросил Гамаш, заметив озабоченное выражение на лице Эм.
– После службы мы стояли у церкви. А Си-Си находилась с другой стороны здания – оттуда дорога до их дома короче. Мы ее не видели, но слышали хорошо. И еще до нас доносился очень странный звук. – Эмили сложила губы трубочкой, вспоминая. – Так Анри шкрябает по полу, если у него когти не подстрижены. Такой же скрежет, только громче.
– Кажется, эту тайну я могу для вас раскрыть, – сказал Гамаш. – Я думаю, так скрежетали ее сапожки. Она купила себе в подарок на Рождество сапожки, вернее, унты из кожи младенцев-тюленей. У них на подошвах металлические зацепки.
Во взгляде Эм было удивление, смешанное с отвращением.
– Mon Dieu, что думает о нас Господь?
– Вы сказали, что слышали и еще что-то, кроме сапожек?
– Она кричала на дочь. Набросилась на нее. Это было ужасно.
– По какому поводу?
– Из-за того, как Кри была одета. Да, одежда на ней была необычная. Розовое платье без рукавов, кажется, но больше всего Си-Си упрекала ее за голос, за пение. А голос у нее был божественный. Не в том смысле, в каком это слово использует Габри, а по-настоящему божественный. Но Си-Си высмеивала ее, унижала. Даже больше. Она издевалась над ней. Это было ужасно. Я все это слышала, но ничего не предприняла. Промолчала.