Они помолчали. И вдруг Павлов резко отодвинул от себя чашку.
— Слушай. Когда искали Киреева, никто не знал, где он скрывается. Включая его жену. Значит, убийца, настоящий убийца — это либо человек настолько близкий, что Киреев доверил ему свое местопребывание, свою тайну, либо он выследил Киреева, зная, однако, где Киреев мог спрятаться. Или же убийце сказали, где может находиться Киреев — тогда наводящий опять-таки из очень близких Кирееву людей. А? Надо идти к той даме, экс-жене Киреева, под каким она там порядковым номером... Но сам не ходи. Пошли кого-нибудь. Пусть выяснят, кто знал, что Киреев жил у нее, кто звонил, заходил в те дни и так далее... И почему, что характерно, эта простая мысль сразу не пришла тебе в голову?
— Ты ее не подал. И вопрос ставили не «где скрывался Киреев?», а «кто убил Киреева?».
Наконец в половине одиннадцатого Марина услышала, как щелкнул замок двери. И перевела дух. Так и сидела одна в пустой квартире. Коля в школе, первокурсница Иришка — в университете, мама, к счастью, на утреннем приеме.
— Слава! — вскрикнула, вскакивая с дивана. — Слава! Где ты был? Где ты был всю ночь?!
Он сжал зубы, стараясь сказать как можно спокойнее:
— Ехал в поезде. А что?.. Хоть поцелуй мужа, неделю не виделись.
Марина остановилась и больными глазами глядела в его лицо так пронзительно, что он отвел взгляд.
— Это неправда, — с горечью сказала жена. — Ты прилетел вчера утром. Где ты был?
— На службе. Хочешь, позвони Левченко, Сиволодскому, хоть генералу Панкратову, они подтвердят, я был на службе.
— Слава, что случилось? — В ее голосе появилось еще больше тревоги. — Лучше скажи самое неприятное, когда знаешь — легче, чем сто догадок... Почему ты не звонил? Я думала... — с усилием проговорила Марина, — тебя уже нет. Эти угрозы...
— Убили бы — уже знала бы. — «Господи, зачем я так жесток с ней? — подумал с горечью. — А ведь меня и правда убили... Только она, бедная, не догадывается», — смягчил тон: — Надо бы выпить валерьянки и спать.
— Слава, — ее голос смягчился, — во-первых, угрозы... Каждый день конверты...
— Ну и что? Знаю, — он опустился на диван и прикрыл глаза. — Дело трудное веду. Не обращай внимания.
Он опасался, что Марине уже все рассказали. Та же Левченко — из самых лучших чувств женской солидарности.
— Что тут у вас стряслось?
— Я не знала, что мне делать, — тихо сказала Марина, будто извиняясь. — И еще эти угрозы... В общем, Ирина и Дима Павлов подали заявление в загс... И от нас с тобой требуется расписка, что мы не возражаем против брака несовершеннолетней дочери. Ей же только семнадцать.