— Иди к маме, — сказал Леночке, — пусть она тебе мороженого даст, с вареньем, дядя Глеб сегодня готовил... — а сам направился на кухню, к Глебу.
— Привет, Глебушка, как дела?
— Скоро вечерний гость пойдет.
— Потчевать чем будешь?
— Борис привез отличную баранину с рынка и языки. Уже объявили в меню шурпу, чанахи, плов, манты. Из выпечки сегодня шаньги — с картофелем, с зеленым луком, с творогом... Про языки я тебе сказал?
Они зашли в маленькую комнатку, где стоял сейф с документами, выручкой и рабочий стол с телефоном, за которым обычно сидели Виктор Николаевич или Борис, если ему нужно было делать заказы.
— Что-то меню у тебя больно обширное сегодня, — с сомнением проговорил Киреев, — успеешь все блюда распродать?
— Конечно. У меня всего понемножку. А Боря придумал над меню плакат вывесить: «Сегодня мы угощаем блюдами из баранины».
— Длинно. Надо короче, ярче. Например: «У нас в гостях чайхана». И заваривай зеленый чай.
— А вот зеленого чая у нас как раз и нет. А мысль недурна.
— Сейчас пошлю Виноградова на Кировскую.
В зале Виноградов уже включил недавно купленную в кредит акустическую систему. Звучал Рей Кониф. «А ведь это только у нас, — с гордостью отметил Киреев. — Только у нас можно теперь послушать настоящую джазовую музыку, а не модный трень-брень, от которого глохнут в ресторанах и на дискотеках». Он поспешно пошел к выходу, даже не поговорив с женой. Ленуська ей расскажет все — и что надо, и что не надо.
Александр Павлович Павлов четвертый год работал в Прокуратуре РСФСР. Десять лет назад он не мог бы себе и представить, какие люди окажутся сидящими напротив него, следователя по особо важным делам, на привинченном к полу табурете в камере следственного изолятора. Шлюзы прорвались, и звания, чины, должности, деньги, связи — все, что многие годы служило всеоткупающей индульгенцией, оказалось сметено.
Сегодня Павлов занимался необычной для себя работой — вел прием граждан. По специальному графику его осуществляют все ответственные работники Прокуратуры России.
В кабинет вошли две немолодые, но очень следящие за собой женщины: хорошая косметика, неброские, весьма элегантные туалеты. Павлов понял, это сестры. Очень похожи.
Женщины переглянулись, словно спросили друг у друга, кому из них начать — начала та, что показалась выше ростом:
— Видите ли, мы так устали ходить по замкнутому кругу, мы так устали, извините, от вранья в самых авторитетных кабинетах, что... Нам о вас говорили как о человеке знающем и, главное, справедливом. Как о неподкупном человеке.
— Пожалуй, это главное, — тихо заговорила вторая сестра. — До чего же мы дожили! Все только за деньги. И закон поворачивается куда угодно. Но ведь правда-то существует? От нее все равно не уйти?