Уничтоженный в огне и пыли мир возрождается в образе роющегося в земле грызуна.
Часы отсчитывают секунды. Тварь нервно нюхает теплый влажный воздух. Часы тикают все быстрее, и я поднимаюсь к поверхности. Когда я появляюсь из земли, крысоподобная тварь видоизменяется: она сидит на стуле возле моей кровати, на ней – задубевшие от грязи джинсы и изодранная футболка. Плечи сутулятся, подбородок не брит. Изобретатель колеса с пустыми глазами, наследник, опекун, блудный сын.
Мой отец.
Пикает монитор. Капельница, жесткая простыня, твердая подушка, из руки тянутся проводки. И мужчина, сидящий возле кровати. У него болезненный цвет лица, он потеет, в его кожу глубоко въелась грязь, он нервно теребит рубашку, у него налитые кровью глаза и раздутые влажные губы.
– Марика.
Я закрываю глаза: «Это не он. Это наркотики, которыми тебя накачал Вош».
Снова голос:
– Марика.
– Заткнись. Ты не настоящий.
– Марика, я хочу кое-что тебе сказать. Ты должна это знать.
– Я не понимаю, почему вы со мной это делаете, – говорю я Вошу.
Я знаю, что он за мной наблюдает.
– Я тебя прощаю, – бормочет мой отец.
У меня перехватывает дыхание. Боль такая острая, будто в грудь вонзили нож.
– Прошу вас, – умоляю я Воша, – пожалуйста, не надо.
– Тебе пришлось уйти, – говорит отец. – У тебя не было выбора, да и в любом случае во всем виноват я сам. Не ты меня споила.
Я инстинктивно зажимаю уши руками. Но его голос звучит не в комнате, он раздается во мне.
– Я совсем недолго протянул после твоего ухода, – пытается приободрить меня отец. – Всего часа два.
Мы перебрались в Цинциннати. За сотню с лишним миль. А потом его припасы закончились. Он умолял меня не оставлять его одного, но я знала, что он умрет без алкоголя. И я отыскала его. Вламывалась в чужое жилье – ну, не вламывалась, ведь все дома были брошены, и мне надо было просто влезть в выбитое окно. Обнаружила бутылку водки под матрасом. Я была так рада, когда ее нашла, что даже поцеловала.
Но было поздно. Когда я вернулась в наш лагерь, отец уже умер.
– Я знаю, ты винишь себя, но напрасно – мой час пробил, Марика. Все равно это случилось бы. Ты поступила так, как считала нужным.
От этого голоса не спрятаться. И не убежать. Я открываю глаза и смотрю прямо на отца:
– Я уверена, что все это обман. Ты не настоящий.
Он улыбается, будто я сделала хороший ход в шахматах. На его лице появляется выражение учителя, довольного своим учеником.
– Я и пришел, чтобы сказать тебе об этом! – Он скребет длинными пальцами по бедрам, и я вижу грязь у него под ногтями. – Таков урок, Марика. Они хотят, чтобы ты это наконец поняла.