Может быть, Константин сам создал такой безупречный образ девушки, которую полюбил, ан нет, он постарался быть правдивым и ничего не приукрашивал. И ему хотелось, чтобы со временем в Елене не проросли никакие низменные черты характера, чтобы она всегда оставалась чистосердечной, побеждала зло доброжелательностью, не страдала завистью и чванливостью. Отмечал Константин, что многие натуры, поднимаясь на вершину власти, смотрели на тех, кто стоял ниже, с превосходством повелителей. Дух сочинительства заставлял Константина ко всему присматриваться прежде всего умом, а уж потом чувствами, оценивать людей, как ваятель оценивает мраморную глыбу, чтобы отсечь от неё всё лишнее и создать прекрасный образ. Но иногда ему казалось, что так не должно быть, что сердце всему мерило. Однако он отклонил главенство сердца, считая разум даром Божьим, способным глубоко и безошибочно узнавать людей. Но Константин изначально заблуждался, потому что сердце у него было доброе и отзывчивое, просто пока он этого не замечал за собой.
В таких размышлениях минуты молчаливой гармонии они продолжали обратный путь до Фындыклы, где стояли на рейде их дромоны и памфилы.
Возвращались Константин и Елена в Магнавр иным путём. Этот путь наметился ещё в Константинополе. И не случайно. К тому Константина обязывали государственные заботы. В европейские земли империи входили не только провинции-фемы Балканского полуострова, но и двенадцатая провинция в Крыму - Херсонес. Однако, честно признаваясь себе, юный император не мог сказать, что больше повлияло на стремление побывать на Крымском полуострове - то ли влияние утолить жажду созревающего историка, то ли государственные заботы. Получалось всё-таки, что две заботы слились в одну: желание как можно больше узнать о положении Херсонеса. Знал Багрянородный, что аппетит приходит во время еды, й потому уже примерялся к тому, чтобы сделать приобретения за провинцией Херсонес, там, где обитали печенеги и хазары. Знал Константин и то, что за Крымским полуостровом совсем близко находятся земли русов. Ему хотелось побывать и там, чтобы со временем написать историю Руси, которая по своим пространствам была не меньше Византии. И, подплывая к Крыму, Багрянородный вспомнил о священнике Григории, который всё время находился среди русских воинов.
Григорий был молод и в самой силе. Его ясные голубые глаза излучали доброту. По стати ему надо было стать воином, биться в сечах, но он принял обет быть Христовым воином, чтобы нести пастве милосердие. И вот они встретились, византиец и росс, оба молодые, жадные до жизни. Константин владел огромной империей, у Григория, кроме креста, за душой ничего не было. Но он нёс в себе божественное начало и потому был богаче Константина. Он осенил императора крестом и певучим голосом произнёс: