Время шло, а Пелагия не появлялась. Когда терпение у всех уже иссякло, Варипсав первым двинулся к вратам храма. В это время в них появилась игуменья, и сразу бросилось в глаза, что она бледна, как полотно, и голова у неё трясётся.
- Родимые, беда, - только и выдохнула она.
Следом вбежала Мелентина и с болью сообщила Багрянородному:
- Матушка твоя в лесу исчезла. Я была за калиткой, кричала - она не отзывается.
- Почему она ушла из обители? - спросил император.
- Не знаю. Я ей сказала, что вы приехали, - только и всего.
Способным к немедленным действиям оказался лишь Лакапин.
- Варипсав, подними немедленно воинов и на конях идите в лес. - Он обратился к Пелагии: - Заставь своих резвых монахинь искать Зою-августу. - Повёл Мелентину к выходу из храма. - Быстро за мной! Где та калитка?
В это время зазвонил малый колокол, подвешенный в звоннице. В монастыре всё вмиг пришло в движение. А колокол продолжал звонить, и звон его, хотя и не басовитый, тонкий, достигал самых глубин леса. Сотня конных гвардейцев развернулась в цепь и, держа звон колокола за спинами, двинулась, как повелел Лакапин, на север, к горам. Великий доместик ехал рядом с императором. Они молчали, прислушиваясь к звуками леса. Однако лес безмолвствовал, лишь всё ещё слышимый звон колокола плыл над головами тех, кто искал Зою-августу. А где-то под ногами коней лежал её след. Сотня шла в нужном направлении. Позади сотни шарили по кустам сорок три монахини.
Расстояние в лесу трудно измерить, тут даже опыт лесных жителей не помогал. Гвардейцам, да и Лакапину, казалось, что они проехали не меньше двадцати стадиев. Они принялись кричать: «Зоя-августа, отзовись!» - но лес безмолвствовал. Неожиданно в левой части поисков лесная тишина была нарушена. На поляне, поросшей мелким кустарником, было поднято с лёжки стадо вепрей. С хрюканьем и рыком они помчались в чащу. Лакапин метнулся на левое крыло сотни и велел гвардейцам преследовать стадо и гнать его в сторону полей. Он почувствовал, что если не прогнать стадо к полям, то может случиться непоправимое.
Сумерки заставили Зою-августу торопиться. В лесу уже раздавались какие-то шорохи. Где-то крикнул филин: «Ух-ух!» У Зои-августы по спине пробежал озноб. Она знала о себе, что мужественна, и всё-таки вечерний дремучий лес навевал страх. И она спешила, готовая вот-вот побежать. Но куда? Где обитель, Зоя-августа не представляла. Ей показалось, что она уже кружит по лесу, и она шла, куда несли ноги. И вдруг левым ухом она услышала далёкий колокольный звон. Зоя-августа остановилась, прислушалась: нет, не ошиблась, звук колокола долетал до левого уха. Выходило, что она отдалялась от обители. А ведь этот колокольный звон каждый день сзывал монахинь на утреннюю молитву, на трапезу. От волнения у неё забилось сердце. Зоя-августа подумала, что, если бы не этот колокольный звон, она ушла бы от обители в неведомые края. Встав лицом к звону, стараясь не потерять направление, она пошла и пошла, всё убыстряя шаг. Справа от себя она услышала хрюканье вепрей, рык секача, но это было уже в стороне. Звон колокола становился всё сильнее. И неожиданно услышала голос сына: «Матушка Зоя-августа, отзовись!» У неё не нашлось сил кричать, но она побежала на этот зов, и слезы радости полились из её глаз. Из-за деревьев выплыли несколько всадников, и в одном из них Зоя-августа узнала своего сына. И он увидел мать, соскочил с коня, вмиг оказался рядом с ней, и она очутилась в его объятиях.