- Господи, помоги нам вывести злодеев на чистую воду! - воскликнул Багрянородный.
- Скоро всё прояснится, Божественный. - И, тяжко вздохнув, Диодор добавил: - Голоден я. Попросить бы Гонгилу…
- Да мы тебя сейчас напоим и накормим. - И Багрянородный, позвав Гонгилу, велел ему принести ужин.
Гонгила вернулся скоро. Он поставил поднос рядом с рукописью Багрянородного. Император не заметил этого.
- Садись, славный Диодор. Ешь и рассказывай, как выследили Феоктиста и Стефана.
- Да всё было просто, Божественный. Мы поставили силки на пути дичи, и она попалась.
- Вот ты всегда такой, у тебя всё просто. А речь-то идёт о заговоре, - посетовал Багрянородный.
- Верно, Божественный, о заговоре. И, надо думать, что теперь заговорщики, если им будет позволено, попытаются добраться до тебя.
Багрянородному и Диодору было о чём поразмышлять. Они принялись вспоминать все, что вот уже многие годы тайно вершили Стефан и Константин.
- Нам бы надо было сурово наказать их тогда, когда они совершили нападение на государственную казну, - вспомнил Багрянородный время накануне своего путешествия к «дару Божьему». - Тогда Стефан и Константин чуть было не захватили больше ста тысяч золотых милиаризиев.
- Но в ту пору против них мало было улик, Божественный, - заметил Диодор. - Теперь всё по-иному.
В полночь Гонгила привёл в опочивальню императора Сфенкела. От сажи и пыли он был похож на негра и белозубо улыбался.
- Ну что, славный Сфенкел, ты улыбаешься, значит, добыл истину?
- Добыл, Божественный, и всё расскажу по порядку. Но прежде пошли гвардейцев Никанора арестовать Феоктиста, Стефана и Константина, пока они в своих норах.
- Ты убеждён, что пришло время арестовать их?
- Да, Божественный. Феоктист поведал Стефану о том, как он захватил Романа Лакапина, что сотворил с ним на памфиле и куда отвёз. - Сфенкел помрачнел, взял кубок Диодора, выпил вина и продолжал: - По словам Феоктиста, пираты, которые увозили императора на своей памфиле, зельем превратили его в бессловесное животное по имени Селвек. Под видом стратиота его отвезли на остров Протэ и сдали в монастырь, как якобы повелел его господин за то, что Селвек украл у него овцу. Господи, это было страшно слушать! Игумену Лакапина представили как бесноватого, мнящего себя императором. А он, в рубище, выкрашенный хной, лишённый памяти, всё твердил: «Я - Селвек, я - Селвек!»
- Боже мой! Это страшно, что ты рассказываешь. Всех их сжечь на Амастрийской площади за подобные зверства над императором! - И Божественный повелел: - Гонгила, отправляйся с Никанором и гвардейцами и арестуй всех злодеев.