В конечном итоге явной целью договора было стремление использовать передышку. Но нельзя забывать, что в ходе этого процесса перед Сталиным обнажились долгосрочные замыслы Гитлера. Лишь в течение краткого периода во время «странной войны» Москва тешила себя иллюзией, что передышка достигнута. Но когда победоносный вермахт двинулся вперед, хладнокровие и самоуверенность уступили место тревоге и беспокойству.
Военная сторона коллективной безопасности
Во время «холодной войны» было принято исходить из того, что Сталин последовательно проводил заидеологизированную политику, направленную на разжигание войны, которая проложила бы путь к мировой коммунистической экспансии. Суворов, конечно, изучал в военных заведениях курс марксизма-ленинизма, и тем удивительнее ложная интерпретация им основных марксистских положений. Общеизвестно, что ни Маркс, ни Энгельс ни оставили развернутой «военной доктрины». Исходя из пацифистских традиций утопического социализма XIX века, Маркс и Энгельс приветствовали революционную ситуацию, возникавшую во время войн, но одновременно поддерживали пацифистские настроения европейских социалистических партий. Это хорошо видно из уклончивого отношения I Интернационала к франко-прусской войне 1870 года и неспособности II Интернационала принять единую платформу об отношении к войне, начиная со Штутгартского конгресса 1907 года вплоть до самого начала первой мировой войны. Лишь один Ленин считал войну средством ускорения революционных действий. Авторитет Ленина в Интернационале объясняется тем, что он связал революцию 1905 года с поражением России в войне с Японией. Его аналитический доклад, призывающий к поражению своего правительства в войне — что считалось в то время ересью — был представлен на Циммервальдской конференции как мнение меньшинства. Легко было пропагандировать такие взгляды, находясь в эмиграции на лыжном курорте в Швейцарии. Груз ответственности, связанный с нахождением у власти после 1917 года, заставил его быстро отойти от воинствующих позиций. Вырабатывая новую доктрину, создатели Красной Армии могли руководствоваться лишь туманными и противоречивыми заявлениями своих идеологических лидеров. Вскоре им пришлось перейти на оборонческие позиции и разработать совершенно необычную доктрину, которая отвечала как универсальным общим, так и особым советским национальным потребностям.
Чтобы разъяснить кажущуюся «наступательную» доктрину Красной Армии в 1941 году, которая, видимо, ввела в заблуждение Суворова, необходимо описать ее происхождение