– А где же наш доблестный Робер? – злобно прошипел благородный Гийом. – Самое время ему ударить сельджукам в тыл.
– По моим сведениям граф Першский и пять тысяч добровольцев сегодня ночью переправились через реку, – с охотой откликнулся на его вопрос Анри Блуасский.
– Хотел бы я знать, откуда он набрал столько идиотов! – воскликнул потрясенный Гийом. – Они же утонут в этом сельджукском море, не успев сказать нам последнего прости.
Робер Першский и Филипп де Руси пошли в атаку как раз в тот момент, когда мамелюкская конница стаей коршунов набросилась на пикинеров, едва успевших ступить на чужой берег. Удар сарацин был воистину страшен, но пикинеры, проявив недюжинное мужество устояли. Легко снаряженные туркмены, пытавшиеся с флангов поддержать мамелюков, уперлись в рыцарскую конницу, и не успели уйти из-под удара. Отборные нукеры султана Махмуда, уже готовые ринуться на помощь своим, прозевали удар французов с тыла, и были буквально смяты тяжелой кавалерией. Первыми побежали туркмены, не выдержав удара рыцарей. Благородные французские шевалье прошли сквозь ряды кочевников, как нож сквозь масло, врезавшись сразу с двух сторон в мамелюков, безнадежно застрявших перед ощетинившейся фалангой. Гвардейцы Махмуда, обреченные вести бой, в невыгодных условиях, не только не смогли помочь своим товарищам, но вынуждены были откатиться назад, вслед за убегающими туркменами, открывая спины мамелюков для решающего удара конницы Робера Першского. И удар этот был нанесен. Зажатые со всех сторон мамелюки были истреблены почти начисто, а поредевшая армия Махмуда поспешно уходила в горы, бросая обозы и раненных.
Король Людовик с благочестивым смирением принял посланную ему Богом победу. Чего нельзя было сказать о его брате. Благородный Робер раздулся от спеси до таких размеров, что на него больно было смотреть. Во всяком случае, так утверждали те вожди, чей вклад в победу оказался скромнее скромного. Среди последних герцог Бульонский занимал едва ли не ведущее место. Он так долго выстраивал своих рыцарей, что опоздал к началу битвы. И как следствие, благородный Гийом не поспел к разделу добычи, которую расхватали раньше, чем медлительные бульонцы успели переправиться через Меандр. Зато граф Першский в один день приобрел не только репутацию великого полководца и отважного человека, но и немалый достаток в виде золотой и серебряной посуды. Не говоря уже о монетах, которые вдруг зазвенели в его вечно пустой мошне. О султанском обозе слухи ходили самые невероятные. Число захваченных наложниц достигало в умах растревоженных людей нескольких тысяч. А число денариев – нескольких миллионов. Но если наложниц хотя бы можно было пересчитать, то монеты исчезли без следа, словно их никогда не существовало.