— Сейчас радио сказало, что в Венгрии на выборах победили коммунисты, — пришел с новостью бригадир монтажников Суровикин. — Скоро вся Европа будет нашей. Во дела! Туда-сюда, и вы домой поедете. Будете сами решать, какую Германию строить.
— Нам решать? — закрутил головой Берман. — Нам? Нет… Немец будет хотеть, а Сталин будет смотреть? О-о! Такой нет никогда… Сталин будет хотеть! Сталин будет говорить! А немец будет делать стойка «смирно» унд рука под «козырку».
— Я бы поспорил с тобой на бутылку, дак ты ж убежишь в свою Германию, — пошутил Суровикин.
А Мюллер Фриц, в составе бригады городских рабочих, трудился электрогазосварщиком на теплотрассе. После тупой и опротивевшей долбежки на руинах — эта работа была настоящая! Примерно такая же, что была у него в Фатерланд на заводе Volkswagen-Stadt DS KDF Wagens до призыва в вермахт!
С Фрицем теперь Валерик встречался не часто: были заняты оба. Фриц — настоящей работой, Валерик — походами в лес за грибами да ягодами.
А Себастьян напросился работать на лошади возчиком, за что девчата из ФЗО прозвали его подводником. И на вопрос непонятливого поясняли:
— Дак на подводе ж работает!
И добавляли задиристо:
— Рыжий!
Руководить Строительно-монтажным правлением, в котором трудились Валеркины немцы, был назначен Иван Кузьмич.
Как-то на перекуре Кузьмич спросил Фрица:
— Вот ты скоро, наверно, уедешь домой, а мне хочется знать, что тебя удивило у нас? Удивило же что-то тебя, а, Фриц?
— О, йа, йа! Удивило, удивило, Кузьмич! Кушать нету, хата нету, абер колыска, колыска, колыска! Киндер, киндер, ребятенка, елки-палки! Русиш фрау — дас ист гут матка!
— Ну, это, брат, дело такое…. Вот вернетесь домой, и у вас будут те же колыски и ребятенки! В этом деле, наверно, бабы везде одинаковы. Хотя, вряд ли… Наши русские бабоньки на плечах своих вынесли все: и детей, и войну, и страну… Какая баба в мире способна на это?
И себе же ответил:
— Да никакая! Только женщины наши способны так безоглядно собой рисковать. А пожалуй, и жертвовать…
И добавил раздумчиво, вспомнив что-то свое:
— Сознательно и безоглядно жертвовать собой.
А Мюллер Фриц утаил, при себе оставил самое искреннее. Не признался, что этот народ и эта страна с каждым днем становятся ему милее.
Как-то к новому дому, где немцы и городские строители выполняли отделочные работы, Себастьян на подводе доски привез. Стопкой сложил у стены и на них же присел отдохнуть, поставив лошадь под дерево в тень.
— Досок еще подвези, да бери без сучков: на подмостки ребятам, — вышел Кузьмич из подъезда. — А пока что дак чаю зайди хлебни. В жару самый раз. Девчата на скорую руку сварганили… Хотя ты уже пива хватил. Ну и зря: теперь будешь потеть. И раскиснешь…. Я вот все собираюсь спросить…