« – Нужен Трурль, – объяснил Клапациус. – Ты должна сделать мне Трурля, чтобы он был точь-в-точь как настоящий. Чтобы их и отличить друг от друга нельзя было!
… она 1* на удивление быстро затрубила, зазвенела, в животе ее распахнулись довольно большие дверцы, и из темного нутра вышел Трурль. Клапациус встал, обошел вокруг него, присмотрелся поближе, старательно прощупал и простукал, но сомнений не было: перед ним был вылитый Трурль, точь-в-точь как оригинал».
Это фрагмент из «Кибериады» Станислава Лема – писателя, названного Куртом Воннегутом неизлечимым пессимистом, который «с ужасом наблюдает, что же еще способно выкинуть безумное человечество ?»
Действительно, феноменальные достижения в производстве роботов, в деле реальной постепенной замены органов и частей тела на рукотворные вызывают леденящее душу ощущение стремительного приближения реализации фантастической возможности – создания существующей отдельно от нас (самой по себе?) искусственной, но вполне сравнимой с людской плоти. Сообщения и разговоры, в том числе и на наших страницах, о сдаваемом напрокат человеческом теле, о скором наступлении эры переселений личности – как информационного пакета – из одной материальной «емкости» в другую, о передоверии машине «святая святых» – всех функций нашего мозга – начинают казаться психологической подготовкой к более или менее спокойному («без ужаса») восприятию того, что до недавних пор считалось если не безумным, то по крайней мере немыслимым.
Можно ли отделить – в текущей, а не в загробной жизни – душу и сознание от вмещающего их «сосуда»? «…Мы так ослеплены человеком в его недавней очевидности, – писал Мишель Фуко, – что не сохраняем даже воспоминания о тех временах – не столь уж и отдаленных, – когда существовали мир, миропорядок, человеческие существа, но не существовал человек». Не грядут ли, причем также, судя по предсказаниям, не столь отдаленные времена, когда даже воспоминания о том, что представлял собой сегодня человек, претерпят кардинальные перемены? Разве можно сохранить, говоря словами того же Фуко, «временной опыт культуры», оторвав его от «пространственного опыта тела»? Или, если проще, останемся ли мы людьми в современном понимании этого слова, получив право менять оболочку либо став неотличимыми от роботов?
Вопросы, звучащие преждевременно? Вряд ли. Не лучше ли задаться ими сейчас, чем впоследствии разгребать – в который раз! – технологические завалы насотворенного разумом, впавшим в упоительно обманчивую эйфорию всемогущества! Эти вопросы – в заголовках предлагаемых вам статей.