Во-первых, она сама призналась в том, что подписала этот документ. Во-вторых, Присцилла, по утверждению мистера Ирби, предложила заплатить сто тысяч долларов, чтобы урегулировать конфликт. Все эти события развернулись всего лишь на прошлой неделе. Тем не менее мистер Хаф, дабы удовлетворить своё задетое самолюбие, бросается в аэропорт, садится в нью-йоркский самолёт, прилетает в Америку и убивает сначала служанку, потом мисс Идз. После чего он спокойно улетает обратно. Правдоподобно ли звучит все это?
– Нет.
– Тогда попробуйте сформулировать так, чтобы можно было в это поверить. Итак, зачем мистеру Хафу понадобилось убивать бывшую жену?
– Не могу сказать.
– Очень жаль, поскольку простейший путь породить сомнение в вашей виновности – это предложить другое разумное предположение. Имеется ли у вас такое?
– Нет.
– Имеете ли вы ещё что-нибудь сказать?
– Нет.
– Желаете ли вы прокомментировать то, что было сказано о мисс О'Нейл?
– Нет.
Взгляд Вульфа перешел на следующего гостя:
– Мистер Квест?
В течение пятидесяти с небольшим часов, которые прошли со времени моего визита в здание «Софтдауна» на Коллинз-стрит, у меня было достаточно свободного времени для исследований, и одним из добытых мною сведений стал возраст Бернара Квеста. Ему стукнул восемьдесят один год. Тем не менее было бы рискованно делать заключение, как сделал это Вульф в случае с Виолой Дьюди, что если он и убил Присциллу Идз, то скорее мог быть организатором, а не исполнителем. Несмотря на его белые, благородного вида волосы и старую, морщинистую кожу, я мог бы держать пари, что, судя по его взгляду, движениям и манере держаться, он мог бы ещё подтянуться на руках пять, а то и шесть раз подряд.
Квест сказал Вульфу тихим, но твёрдым и сильным голосом:
– За всю долгую жизнь мне пришлось проглотить лишь две по-настоящему горьких пилюли. И это дело – одна из них. Я не имею в виду неестественную смерть Присциллы Идз, хотя она была неожиданна и вызвала во мне сожаление. Для меня важен тот факт, что я, Бернар Квест, вовлечен в это дело не только вами – ваше расследование меня не волнует, – но и официальными лицами, ответственными за расследования преступлений.
Его взгляд переместился влево, в сторону Питкина и мисс Дьюди, потом вправо, в сторону Брукера, Холмера и снова остановился на Вульфе.
– Все здесь присутствующие – дети в сравнении со мной. Я неразлучен с нашим делом в течение шестидесяти двух лет. Я был коммерческим директором двадцать девять лет и вице-президентом тридцать четыре.
Мною или под моим руководством продано продукции больше чем на четверть миллиарда долларов. В 1923 году, когда Натан Идз сделал меня вице-президентом, он обещал, что наступит время, когда я получу значительную часть акций корпорации. В последующие годы он повторил своё обещание семь раз, но так и не сдержал его. В 1938 году Натан Идз сказал мне, что вписал в своё завещание пункт, благодаря которому его обязательства передо мной будут выполнены. Я протестовал, я был настолько возмущен, что хотел укрепить свой протест реальными действиями, но было уже слишком поздно. Мой возраст подходил к семидесяти, и конкурирующие фирмы, которые раньше предлагали мне перейти к ним на более выгодные условия, перестали это делать. К тому времени я знал, конечно, что не могу полагаться на слово Натана Идза. Но я слишком долго ждал. И уже не смог применить каких-либо эффективных методов для того, чтобы добиться своего.