Подумать только, — размышлял Юрген, — мир, в котором я обитаю, управляется существами, интеллект которых не составляет и одной десятой моих мыслительных способностей. Я подозреваю, более того, я уверен, что это решительно несправедливо. Как жить после этого, если даже я ни в чем не могу разобраться, будучи таким чертовски умным парнем?
Джеймс Брэнч Кэйбелл
«Юрген: Комедия справедливости» (1919)
В субботу вечером Эдди Эйкн и я, покуривая сигареты, сидели на пляже. Вилмингтон позади нас сиял яркими разноцветными огнями. В ста футах над пляжем, в летнем павильоне, джаз-оркестр усердно наяривал «Бумажного тигра». Песня напомнила мне рассказ Бена Хехта об известном антропологе, который всю жизнь колесил по свету в поисках первобытных обычаев и традиций, а потом вдруг на старости лет у себя в городе обнаружил, что местные музыка и танцы не менее уникальны, чем церемониальное фиглярство каких-нибудь допотопных дикарей с острова Фиджи. Сей же час и на том же самом месте изыскания ученого обрели долгожданное завершение, и он написал книгу, которую вынашивал целых восемь лет.
Я изложил сюжет Эдди. Он ухмыльнулся деликатно и сказал:
— Неплохо, неплохо. Только я не понял юмора. Давай сходим в «Маджестик», потанцуем.
Я неважнецкий танцор, потому как излишне зависим от партнера и чересчур стеснителен в кривляньях у всех на виду.
— Я не могу, — сказал я. — Мне надо быть завтра рано утром на пристани.
— Да только разок-другой станцуем, и все. Сейчас всего девять часов.
— Ладно, — неохотно согласился я. — Но только пару раз, не больше.
Мы встали и отряхнули песок со штанов.
— Боже, одеты мы с тобой черт знает как, однако, — заметил Эдди, заправляя свитер.
Однако на нем были — белая рубашка с черным галстуком, белый свитер и черные брюки, а на мне — коричневая суконная куртка, коричневые штаны, белая рубашка и темно — красный галстук.