— А куды эта ведьма денется? Надумала зараза вчера из моего «Запорожца» курятник сделать для своих курей! А птице курятник в Запорожце!? Ты Жора, подумай своей макитрой сорока зимой ходит босая да с голыми лытками. Она же не мерзнет холера-мать ее!? А возьми воробья! Хрен там того воробейки! И тот тоже, прыг — прыг по снегу босой, и ведь не лезет же ён сука в «Запорожец» греться!?
— Ну, ты дед, и даешь, курица, та домашняя птица, а воробей твой дичь. Курица без крыши замерзнет.
— Ты Жора, в жизни ничего не понимаешь! Глянь тетерев, это же свояк куриный! Сидит себе в мороз на ветке, и песни распевает. А курица, она даже из хлева нос на улицу не кажет. Все ей подай, да поднеси. А она тебе и яйца, порой не хочет дать. Это, что справедливо? Да и жрет больше чем я.
— Тебя, что понесло к участковому!? Не уж-то воры объявились!?
— Нет Жора, воров нет, все съехали. А вот браконьеры задолбали! Бьют рыбу! Каждую ночь бьют! Ни совести, ни Родины, ни флага. За что я воевал, и кровь свою проливал!? За то, чтобы каждый козел, достояние державное гробил!? Нет Жора, я воевал, чтобы всем людям было хорошо и тебе и мне.
Автобус, подъехав к магазину, остановился. Некоторые пассажиры стали выходить. Дед приподнялся, и помогая себе посохом, стал вылезать из него.
— Дед, да я тебя подвезу к участковому. Куда ты пошел!?
— Я Жора, хочу в сельмаг зайти! Хочу глянуть, чем дермократы народ травят! Не все еще передохли от даров свободы!?
Дед вышел из автобуса и прямиком направился в магазин. Сельмаг, не смотря на раннюю пору, был уже открыт. Валька, всегда открывала магазин пораньше в тот день, когда в район ехал автобус. Народ к этому часу уже собирался в его ожидании. Дед зашел в магазин и остановился, разглядывая баб.
— О бабы гляньте, Семенович свой пердикулер приволок! Видно Надька померла, что он до наших баб пожаловал.
— Ты Канониха дура! Так и ждешь, что я на тебя положу глаз. Пусть тебя старая, собака злая топчет, а не такой орел как я! — Расправляя грудь, сказал ветеран.
Бабы, ожидавшие хлебную машину со свежим хлебом, залились смехом. Они любили подкалывать своих стариков, вспоминая былые молодые годы.
— Твоим корнем Семёнович, только мешки с картошкой перевязывать. Небось на палец шнурок свой накручиваешь!?
— Я свой корень каждую ночь в борозду вставляю. Он еще плоды давать может. А вот твоя Танька, борозда, уже явно поросла бурьяном. Под посев уже негожа. Так что нечего меня соблазнять сеять не буду.
Бабы, видя их словестную перепалку, заливались смехом. Дед сдвинув брови суровым взглядом осмотрел полки и крякнув вышел на улицу.