— Рашель выбрала другое имя?
— Не знаю. Анри ничего мне об этом не говорил, а я его не расспрашивала. Все это не имеет никакого значения.
Имя моего отца навело меня на размышления. Как большинство врачей его поколения, Абуэло был эллинистом. Разумеется, он не случайно выбрал такое имя: Теодор, «дар Божий». Еврейский ребенок, которого они спасли и который занял место того ребенка, которого они не могли иметь…
— Что произошло после пожара? У Абуэло не было проблем с немцами?
— Разумеется, немцы провели расследование, но твой дед и Николь прекрасно сыграли свои роли. В конце концов, их не могли ни в чем упрекнуть. Я даже не думаю, что Ингрид Кирхберг понесла наказание. Ведь это был не первый, да и не последний ребенок, умерший в лебенсборне.
Я вспомнил, что говорила мне Элоиза о высоком уровне смертности в лебенсборнах.
— Пожар многое уничтожил. Не думаю, что немцы старались во что бы то ни стало найти обгоревший труп ребенка. Потом они окончательно покинули Сернанкур и не пытались открыть новый лебенсборн в его окрестностях. Им хватило неприятностей, вызванных пожаром и довольно непредсказуемым функционированием этого родильного дома. Вскоре к северу от Парижа был открыт второй лебенсборн.
— Ламорлэ, в Уазе.
— Да. Потом Анри и Констанца уехали в Реймс, где их никто не знал. Там они жили очень замкнуто, чтобы у Констанцы была возможность симулировать беременность. Все оказалось гораздо проще, чем они думали. Анри работал врачом, а потом стал членом подпольной организации.
— «Всё для Сопротивления»?
— Как тебе удалось об этом узнать?
— Абуэло рассказал об этом Элоизе. Кажется, он общался с отставным полковником авиации…
— Сначала организация «Всё для Сопротивления» вербовала своих членов среди демобилизованных офицеров и членов Французской социалистической партии. Этот отставной офицер организовал одно из первых подпольных собраний движения. Члены движения использовали свои должности как прикрытие. Они часто работали даже в организациях, учрежденных Виши, что снимало с них любые подозрения. Очень скоро твоему деду доверили возглавить ячейку организации в Реймсе. После войны никто так и не узнал, что он работал в нацистском родильном доме. В любом случае в то время лебенсборнами не интересовались.
Один вопрос обжигал мои губы, словно сигарета, догоревшая до конца. Внезапно мой голос задрожал.
— Мой отец знал, в каких условиях он появился на свет?
Алиса закрыла покрасневшие глаза и медленно произнесла:
— Твой отец долгое время ни о чем не догадывался. Анри и Констанца решили рассказать ему правду о Рашель только тогда, когда он вырастет и сумеет все правильно понять. Прекрасное решение, но явно необдуманное… Чем старше становился Тео, тем меньше они находили в себе мужества сказать ему, что он не их сын. Они хотели перевернуть страницу истории, забыть о войне, о родильном доме, о смерти Рашель. Анри и Констанца молчали, возможно, из трусости, но, возможно, и потому что полагали: так будет спокойнее для него. Так продолжалось до того самого дня, когда Тео обо всем догадался…