По обеим сторонам последнего отрезка пустынной дороги на ферму тянулись унылые коричневые поля, на которых уже растаял снег, но пахотный слой еще оставался скованным льдом. Вокруг не было видно ни следа жизни: ни остатков урожая, ни тракторов или фермеров — никого. Лишь звенящая тишина царила над полем да по небу с невероятной скоростью неслись облака, словно солнце превратилось в заглушку, которую выдернули из горизонта, и сливное отверстие с жуткой быстротой затягивало в себя тучи с остатками дневного света. Я не могла оторвать взгляд от быстролетящего неба. Очень скоро у меня закружилась голова, и я попросила Криса остановить машину, потому что меня начало подташнивать. Но он продолжал ехать дальше, уверяя, что мы почти на месте и останавливаться просто нет смысла. Я вновь попросила его остановить фургон, на этот раз уже не так вежливо, но он лишь повторил, что нам осталось проехать совсем немного. И тогда я замолотила кулаками по приборной доске и заорала, чтобы он остановил проклятый фургон сию же секунду!
Он взглянул на меня так, как смотришь сейчас ты, но повиновался. Я выпрыгнула, и меня тут же стошнило на поросшей травой обочине. Я злилась на себя, боясь, что безвозвратно разрушила то, что должно было стать радостным событием. Меня по-прежнему тошнило, и, вместо того чтобы залезть обратно в фургон, я попросила Криса ехать дальше одного, намереваясь пройти остаток пути пешком. Но он отказался, поскольку хотел, чтобы мы приехали на ферму вместе, и заявил, что это должно стать хорошим знаком. Тогда мы решили, что я пойду впереди, а он поедет за мной с черепашьей скоростью. Словно во главе похоронной процессии, я отправилась в недолгий путь к нашему новому дому, а фургон пополз следом. Зрелище получилось нелепым, согласна, но как иначе можно было совместить мое желание идти пешком, его желание вести фургон и наше общее желание прибыть к месту назначения одновременно?
Слушая, как Крис проливает крокодиловы слезы, живописуя мою болезнь докторам в шведском сумасшедшем доме, я поняла, что он пытается представить этот эпизод как проявление больного рассудка. Если бы он рассказал тебе всю историю сейчас, то наверняка начал бы именно с этого момента, пропустив любое упоминание о странном и пугающем небе, по которому быстро летели облака. Вместо этого он постарался бы представить мое поведение непонятным, иррациональным и неустойчивым с самого начала. Кстати, именно так он и сделал, и в голосе его звучала притворная грусть. Кто бы мог подумать, что он окажется таким хорошим актером? Но что бы он ни утверждал сейчас, тогда он вполне понимал и разделял чувства, которые я испытывала. Мое возвращение домой получилось столь же необычным и загадочным, как и небо над головой с убегавшими вдаль облаками.