— Интересно послушать, — сказал Геометр, — а только нельзя приравнивать этих василевсов.
— Не уверен, — ответил Диакон. — Вы знаете, как завоевал славу Никифор? Слава его была блистательной и сам он — гордостью ромеев. И в самом деле он был бесстрашен и справедлив. Он поднял военный наш престиж до такой высоты, до какой он никогда не поднимался в прошлом и, так думаю я, не достигнет в будущем… Но что с ним стало потом…
— Жаль, что историки в угоду обстоятельствам и сильным мира сего больше затемняют события в своих сочинениях, чем проясняют, — сказал сатирик.
— Что делать, когда опубликование факта стоит головы? Вот, например, как эти факты, которые расскажу вам; могу ли я обнародовать…
— Будем рады послушать, — сказал сатирик. — Бесстрашие твоей мысли мне нравится. И беспристрастность.
И они теснее сгрудились за столом.
— Знаете ли вы, что наша царица Феофано — дочь кабатчика Кратероса?
— Как не знать, — заметил сатирик, — её отец содержал харчевню в столице, а теперь он носит титул патрикия и переменил имя.
— Много тёмного в том, как эта девица, удовлетворявшая известные прихоти пьяных матросов, появилась в царском дворце. Видимо, неотразимо было её женское обаяние, если царь сделал её супругой, равной апостолам по титулу. Низкое её происхождение было прикрыто официальной ложью, и в придворном хронографе историк написал: «Константин дал своему сыну, василевсу Роману, девицу благородного происхождения. Константин и его супруга Елена радовались вступлению в брак наследника престола с совершенной и добродетельной девушкой и притом столь славной и древней фамилии».
— Но ведь не так же всё было на самом деле! — вскричал Геометр в сердцах.
— В том-то и дело. Я исследовал этот факт досконально. Тайные грехи этой девицы известны были всем, и мать-царица навзрыд рыдала от стыда и позора, увидя её во дворце. Дочь кабатчика не могла простить ей этого и после выгнала мать-царицу и молодых принцесс из царских палат.
Тут возразил поэт Геометр:
— Если царица могла внушить одним страх, другим уважение, третьих околдовать чарами своей любви, стало быть в ней скрыты драгоценные достоинства, позволяющие ей возвышаться над прирождёнными патрикиями. Я вообще такого мнения, что ничто значительное не совершалось без страсти, и история мира есть биография замечательных людей. Не взирая на её пороки, о которых сложены легенды, Феофано всё-таки удивительное создание. А в том, что она отдалась Цимисхию, я её не виню. Куда ей было деваться? Правда, он отрёкся от неё, и опять очень подло.
— Я могу сказать только о личном впечатлении. Эта женщина вмещает в себя все грехи демонов и ангельскую обольстительность одновременно. Трудно сказать, чему тут больше следует удивляться: проницательности и сметливости её изворотливого ума, редкостной красоте или неразборчивому её разврату, необузданной жестокости и лукавству, скрытым под маской очаровательной приветливости. Я не думаю, чтобы она оставила в покое нового василевса. Вероятно, и в монастыре, куда он её замуровал, она ткёт сеть интриг и подготовляет дьявольские планы, которым потом изумится столица.