За столом, куда пристроились тохасианин со сталкером, уже сидели четверо мужчин. Они тоже дымили палочками, пили что-то мутно-желтое из больших стеклянных кружек и жевали, беря из широкой тарелки темные длинные лоскуты. Теонг сразу почувствовал урчание в желудке.
К их столу подошел мужчина в грязном, некогда белом фартуке и что-то спросил, переводя взгляд с Теонга на Сома. Сталкер махнул рукой на тохасианина и быстро зашевелил губами. Потом он показал на кружки в руках у соседей и, щелкнув по горлу, вопросительно посмотрел на Теонга: будешь, мол? Тохасианин утвердительно кивнул. И показал на лоскуты в тарелке: дескать, тоже буду.
Сталкер стал разговаривать с мужчиной, а Теонг в предвкушении скорой еды почувствовал, как, невзирая на неаппетитные запахи, рот наполняет слюна. Сом вертел перед носом мужчины монету, и тохасианин видел, что человек в грязном фартуке чем-то недоволен – он постоянно морщился и крутил головой. А сталкер тыкал на кружки с желтой жидкостью у соседей по столу, затем показывал два пальца, потом показывал на тарелку с лоскутами и опять выставлял вверх два пальца. Упрямый человек снова мотал головой и показывал один палец.
Тогда Сом поманил мужчину, приглашая его приблизиться и пригнуться. Тот неохотно шагнул к нему, сталкер расстегнул подсумок и, оглянувшись по сторонам, достал гранату. Человек в фартуке сначала испуганно отшатнулся, но Сом что-то быстро сказал ему, и мужчина неуверенно кивнул, а потом ловко спрятал гранату в кармане фартука и поспешно удалился. Блестящий кружочек он у сталкера тоже забрал.
Сом, поймав вопросительный взгляд Теонга, сделал успокаивающий жесть ладонью: все, дескать, пучком. Но тохасианину почему-то не сделалось спокойнее, как бы не наоборот.
Однако мужчина в фартуке вскоре вернулся и поставил на стол перед друзьями две кружки с такой же, что и у соседей, жидкостью и тарелку с темными лоскутами. Одну на двоих. Сом бросил мужчине что-то недовольное, но тот только развел руками, потер друг о друга указательный и большой пальцы и перешел к другому столу.
Сталкер вслед ему что-то буркнул, а потом сделал тохасианину приглашающий жест: лопай, мол, что есть.
Уговаривать Теонга не пришлось. Он схватил темный лоскут и даже не нюхая, запихнул его в рот и принялся быстро жевать. Сказать, что это было вкусным, он бы не смог. Но не смог бы назвать и откровенной гадостью. Первое, что он почувствовал, – эта еда была очень соленой. Очень! И если бы тохасианин не умирал сейчас с голоду, есть бы он это не стал ни за что. Однако за неимением лучшего пришлось жевать соленое нечто. Проглотил один кусок, потянулся за другим. Но почувствовал, что сильно хочет пить. Просто нестерпимо сильно! И тогда тохасианин взялся за кружку, поднес ее ко рту и сделал три мощных глотка. Собственно, второй и третий он сделал по инерции, иссохшееся горло командовало мышцами самостоятельно. Но уже после первого Теонг понял, что пьет эту горькую отвратную гадость напрасно. Так оно и оказалось. Выпитое и пережеванное вылетело из него мощным фонтаном и обрушилось на головы и плечи сидевших напротив мужчин. Те вскочили. Тохасианину, которому стало совсем худо и у которого все поплыло перед глазами, захотелось, тем не менее, извиниться.