Вдали занимают позиции еще три бомбардирских судна: каждое встает на два якоря, долго выверяя направление стрельбы. Это против южного приморского бастиона. Хотелось иметь побольше — но у нас, как обычно, не хватает всего: корабельного лесу, парусины, работников… Нет, вру! Пороха и бомбовых корпусов достаточно. Хотя литье на редкость кривое. Руки бы оборвать тем мастерам — и еще кое-что впридачу, чтоб такие больше не родились…
Следующая бомба ложится внутри укреплений; разрешаю датчанину перейти на огонь в два ствола, ибо разброс из-за дурного качества бомб все равно превысит погрешность прицеливания. В крепость попадем, а там — Божья воля… Чтобы сбить пушки, надо действовать не таким оружием и не с такой дистанции. Добавим пыли, дыма и страха турецким канонирам — и то хорошо.
Выстрел гремит за выстрелом; дюжины разрывов усеивают берег; но видимых повреждений у турок нет. У наших, впрочем, тоже — хотя попадания были. Только при очень большом невезении одиночное ядро способно причинить кораблю заметный ущерб. Караван весь прошел: надо сниматься, иначе огонь перенесут на мои кечи. Вот они как раз уязвимы: боевые припасы взяты с перегрузом, в крюйт-камеру не вмещаются. Становимся в хвост кильватерной колонны, как предусмотрено диспозицией. Когда пролив расширяется, убираем паруса и отдаем якорь. Матросы плохо вышколены: в лицах читается недовольство. Хотят драться — но сейчас черед линейной эскадры.
Суда, затонувшие позавчера, создают обоюдную помеху. Змаевич оставляет их между нашей линией и турецкой, избрав для боя дальнюю дистанцию. Обычно такой выбор свидетельствует о недостатке решимости, сейчас — о точном расчете. Кроме двух или трех, вооруженных по-европейски, неприятельские корабли на гондеке несут крупнокалиберные короткостволки под каменное ядро, способные причинить страшные разрушения при стрельбе в упор, но дальнобойностью много уступающие обыкновенным морским пушкам. Без них огневая мощь снижается примерно втрое — орудийные калибры убывают снизу вверх, и батарея верхней палубы много слабее нижней. Учитывая, что у нас шесть кораблей и девять прамов против восьми вражеских (фрегаты в линию не поставили), превосходство весьма солидное.
Не спеша выстроились, завели шпринги на якорные канаты, по общей команде открыли огонь. Турки давно уже палят — безо всякого толку. Им бы сблизиться, да "утопленники" не пускают: придется нарушить строй, и воцарится хаос. Время бежит. Обеим сторонам скоро становится очевидно, насколько действеннее русская артиллерия. Ущерб от нее пока не смертельный — но, если ничего не предпринимать, к концу дня турецкий флот обратится в руины. Отступить? Уход в Черное море будет окончательным признанием поражения, а падение Керчи и Еникале станет более чем вероятным. Реал-бей избрал другой путь. Замельтешили вдали шлюпки, натянулись якорные канаты: видно, как вражеские корабли верпуются ближе к берегу, выходя из досягаемости наших пушек. Теперь Матвею Христофоровичу решать, тянуться ли за ними, сломав линию, или смириться с нерешительным исходом баталии.