Рассеянность у Андрея прямо профессорская, только рановато появилась… Это могло печально кончиться для нас обоих…
Николай Иванович улыбнулся, вспоминая что-то.
Антракт еще только начался, времени у нас было достаточно.
— Случилось это зимой, наши бомбардировщики и истребители круглые сутки с небольшими интервалами поднимались в воздух: одни шли охранять суда, другие бомбить врага. Словом, жизнь на нашем аэродроме не замирала ни на час.
Мы тоже получили боевое задание: ночью сбросить бомбы на штаб фашистской авиационной дивизии. Полетели с Андреем, штурман он первоклассный, сразу привел на цель, бомбы положил точно, как по заказу. Но только я начал разворачивать самолет на обратный курс, нас поймали прожекторы.
В кабине стало светлее чем днем. А кругом чернота. Ослепило меня, но по приборам вывел машину из лучей прожекторов. Летим, а зрение ко мне не возвращается. После яркого света ничего разобрать не могу. Но меня это не испугало, знаю, что ненадолго, лечу спокойно. Действительно, вскоре вошел в норму, вижу знакомый аэродром, освещенный прожекторами. Я захожу на посадку и сигналю Андрею, чтобы он дал опознавательную ракету. А он… А он вдруг вместо ракеты… дает сигнал, который был установлен на прошлую ночь.
— Ну и что же произошло? — не выдержал я.
— Прожектористы увидели старый сигнал и, естественно, приняли наш самолет за вражеский. Лучи сразу погасли. А тут еще у нас правый мотор сдал. Вокруг темнота, ни зги не видно, но все же на посадку идти надо. Иду наугад, вернее, на память туда, где видел освещенную поверхность аэродрома. Сел благополучно. Вот тут уж я дал Андрею взбучку в первый и последний раз!.. Чуть было с ним не поссорились навсегда.
— А жаль было бы потерять такого друга! — сказал я. — Андрей хороший парень, мне он всегда нравился. А как его невеста? Помнишь, он через день письма ей писал?
— Татьяна к нему во Владивосток приехала. Поженились, — оживился Токмачев. — Хочешь посмотреть?
Он бережно извлек из нагрудного кармана небольшую любительскую фотокарточку. Андрей был в штатском костюме, на отвороте пиджака — Золотая Звезда Героя. Он мало изменился: та же улыбка. И у Татьяны такое милое и умное лицо.
— Ну как? — ревниво спросил Николай Иванович.
— Андрей совсем не изменился и на профессора не похож…
— А Татьяна? Она нравится тебе? — нетерпеливо перебил Токмачев.
Я уловил его взгляд, брошенный на фотографию, и нарочито спокойно ответил:
— Обыкновенная… На девчонку похожа. И чего Андрей так страдал…
Резким движением взяв у меня фотографию, Токмачев спрятал ее в нагрудный карман.