— Ну и пусть, — упрямилась она. — Это мой взгляд на эти вещи. И не намерена его менять.
Он не ответил. Он и в самом деле не беспокоился по поводу женитьбы. Не потому что у него бывали другие женщины. Их было очень мало с тех пор, как он сошелся с ней. И это случалось лишь в тех редких случаях, когда они бывали врозь. Когда были вместе, он никогда не испытывал потребности в другой женщине.
Сперва ее родители были в ужасе от ее поступка. Так было, пока Бейдр не открыл солидные брокерские счета совместно с ее отчимом. После этого они стали встречаться, иногда даже вместе обедали, когда бывали в Сан-Франциско. Но обеды бывали всегда сугубо личным и домашним делом. Никому не хотелось пускаться в объяснения по поводу того, что Джордана живет во грехе и к тому же с арабом.
Бейдр купил виллу на юге Франции, и они старались летом как можно больше времени проводить там. Джордана охотно учила французский язык и весьма преуспела в нем. Ривьера ей нравилась. Там было шумно и весело, туда люди приезжали наслаждаться жизнью. Никто не лез в чужую личную жизнь. Если, конечно, у вас были деньги, чтобы оградить себя от вмешательства.
Зимовали они в Нью-Йорке, каникулы же проводили в Акапулько, где он купил дом, в котором они провели свой первый уикенд. Изредка они ходили покататься на лыжах, но он не любил холод, и ей редко удавалось уговорить его на такую вылазку. Каждые три месяца Бейдр на две недели приезжал домой. Когда он бывал и отлучке, Джордана навещала своих в Сан-Франциско. Но всякий раз, когда кончались эти две недели, она вылетала к нему туда, где он вел свои дела: в Нью-Йорк, или в Лондон, или в Париж, или в Женеву.
Только один единственный раз, когда он пришел и свою нью-йоркскую квартиру, она не встретила его.
— Ты знаешь, где мадам? — спросил он у слуги, принявшего у него шляпу и пальто у двери.
— Нет, сэр. Насколько мне известно, мадам еще в Сан-Франциско.
Он прождал ее возвращения целый день, наконец после обеда, вечером позвонил в дом ее матери в Сан-Франциско. На звонок ответила Джордана.
— Дорогая, я уже начал волноваться, — сказал он. — Когда ты приезжаешь?
— Не приеду, — послышался усталый голос.
— Что ты хочешь этим сказать? — В его голос вползла тревога.
— То, что я сказала. Мне двадцать один год, и я должна чем-то в жизни заняться. Я не вернусь.
— Но я люблю тебя!
— Этого недостаточно, — сказала она. — Я устала от неопределенности. Я считаю, что два года такой жизни хватит с лихвой для любой девушки. За это время я повзрослела.
— Появился другой?
— Нет. Ты прекрасно это знаешь. После тебя не было никого.