— Ты сам в порядке? — спросил я.
— Угу. Метили не в меня, а тот парень, в машине, стрелять умеет. Они охотились за Хэндлером. Мы только что потеряли наш первый реальный след.
Я же спрашивал себя, не лишились ли мы также и Пехотинца.
Ничто так не побуждает разум сконцентрироваться, а кровь вскипать, как покушение на твою жизнь.
Конечно, то было заведомо безнадежной попыткой, но мы спешно повезли Оуэна Хэндлера в пункт первой помощи при вест-пойнтском госпитале. Примерно в девять нам официально объявили, что он мертв. Уверен, что он был уже мертв, когда мы его привезли. Неизвестный стрелок определенно был мастером своего дела, профессиональным убийцей. Сколько же людей сидело в догонявшей нас машине? Двое или трое?
Нас допросили местные полицейские, а также офицеры армейского уголовного отдела из Вест-Пойнта. Повидать нас приехал даже капитан Конт, бурно выразивший свое сочувствие и тревогу за нашу безопасность, однако параллельно затеял с нами игру в «двадцать вопросов» — так, словно это мы были подозреваемыми. Конт сообщил также, что теперь расследование взял под свой личный контроль начальник Военной академии генерал Марк Хатчинсон. Уж не знаю, как это следовало понимать.
Затем и сам генерал Хатчинсон появился в госпитале. Я увидел, как он беседует в коридоре с капитаном Контом, затем еще с несколькими мрачного вида офицерами. Но генерал не пожелал поговорить ни со мной, ни с Сэмпсоном. Ни слова заинтересованности, обеспокоенности или ободрения не услышали мы из его уст.
Все это выглядело чертовски странно и несообразно! Эта несообразность повергала в замешательство. «Серая стена молчания», вспомнились мне слова Оуэна Хэндлера. Генерал Марк Хатчинсон покинул госпиталь, так и не пообщавшись с нами. Такого мне не забыть!
Все то время, что я сидел в госпитале, в голове безостановочно крутилось: «Ничто так не побуждает кровь закипать, как покушение на твою жизнь». Я был ошеломлен и взбудоражен нападением на полковника Хэндлера, но, кроме того, еще и зол как сто чертей.
Не этот ли букет эмоций стал одним из побудительных импульсов, приведших к массовой резне в Май-Лай[21] и другим подобным случаям? — думал я. Страх? Ярость? Жажда мщения? Общеизвестно, что вьетнамская война велась необычайно жестокими методами. Одно злодейство влекло за собой другое. В этих условиях невозможно было избежать страшных трагедий. Они были неминуемы, и они всегда происходили. Что же теперь столь тщательно стремится скрыть армия? Кто вчера послал за нами киллеров? Кто и почему убил полковника Хэндлера?