От забастовки также выиграли русские, получившие работу. Наш статус существенно повысился, и мы стали полноценными «белыми дьяволами».
Теперь уже мало кто из наших говорит о вынужденном примирении с большевиками. Мы обзавелись друзьями и привычками, пристрастились к китайской кухне, собачьим бегам, дешевому массажу, зеленому чаю и поездкам на море. Вспоминая о довоенной России, мы пересыпаем речь английскими и китайскими словами, а местные политические новости интересуют нас больше международных. Можно сказать, что мы пустили корни в Китае.
У нас с Ниной все «хорошо»: Уайера выслали в метрополию, а об издательстве календарей все забыли. Охранное агентство процветает, я по-прежнему работаю в «Рейтер», и со стороны кажется, что наша жизнь наконец наладилась.
На самом деле все просто катится под откос. Я уже ничего не чувствую и, кажется, даже думать не могу о Нине, не проклиная себя последними словами.
Она то злится, то плачет, то пытается объяснить, что ее и Даниэля связывала только дружба. Самое невыносимое — она начинает рассказывать о том, куда они ходили и что делали, и каждый раз мне хочется поехать к Дону Фернандо и раздобыть у него револьвер.
Выхода из положения нет. Если я опять сделаю вид, что все в порядке, разве это что-нибудь изменит? Пока я погибал в госпитале и был не в состоянии помочь Нине, она вновь сошлась с мистером Бернаром. Для нее в этом не было ничего ужасного — ведь по натуре она не жена, а куртизанка.
Как я не догадался, что она хотела поехать в Кантон не за мной, а с Даниэлем? Ее коммерческая затея провалилась, а он, видимо, предложил ей место содержанки — чем не выход из неприятной финансовой ситуации?
Я вернулся раньше, и ему немного не повезло. Или, может, я наоборот принял огонь на себя и избавил Даниэля от неприятных сюрпризов в будущем.
Мне нужен угол, нора, место, в которое я могу вернуться с полной уверенностью, что меня будут ждать, и где меня примут, какой я есть. А жить с Ниной — это постоянно сходить с ума при мысли «А не уйдет ли она к другому? Не подумает ли, что я что-то проворонил или в чем-то ошибся, и делать на меня ставку глупо?»
Сегодня Нинино сердце принадлежит мне, завтра — Даниэлю, а послезавтра — кому-нибудь еще. Извините, но мне это не подходит.
Недавно мы пили пиво с Феликсом и он жаловался, что чувствует себя не охранником, а заключенным: ведь он проводит в тюрьме почти все время! У меня возникает схожее чувство: я могу в любой момент «уволиться», но все равно сижу за решеткой, потому что сам подписал себе приговор.