Феликс явно сошел с ума, но отговаривать его было бесполезно.
— Как вы не понимаете?! — кипятился он. — Это наш шанс возродить Белую армию! Кем я буду в вашей Америке? Мне что — опять идти в тюремщики?
— Но ведь можно открыть гостиницу… — лепетала Ада.
— Я не лавочник и не содержатель гостиниц! Я солдат! Я сам себя не уважаю, если не занимаюсь своим делом!
Ада не стала рассказывать ему об аэроплане: мечтать о Лонг-Биче не имело смысла.
Феликс пообещал написать ей, как только прибудет в часть; она поклялась, что будет молиться за него. Все свершилось очень просто и буднично.
— Ну что ж, прощайте, — тихо сказала Ада, когда они дошли до Дома Надежды.
Она пожала Феликсу руку и направилась к воротам. Голова ее гудела, а в глазах застыли непролитые слезы. Все было кончено.
— Ада, постойте! — Феликс догнал ее. — Если вас кто-то будет обижать, обратитесь к моему другу, Джонни Коллору. Он служит в полиции Международного поселения, в участке на Нанкин-роуд.
— Хорошо, — бесцветно отозвалась она.
— Адочка!
Феликс вдруг схватил ее за плечи и поцеловал — жадно и неумело.
— Не сердитесь на меня, Адочка! И знайте, что я полюбил вас с первого взгляда.
— Я тоже! — прошептала Ада и, зарыдав, побежала к себе.
Счастье пронеслось мимо нее, обдав горячим ветром, и пропало вдали.