Скатившись вниз по насыпи, Ада вскрикнула: что-то холодное полоснуло ее по руке. Феликс зажал ей рот:
— Тихо!
Они побежали прочь от железной дороги. Под ногами хрустело битое стекло, из-за дыма было трудно дышать, а сквозь подошвы ботинок чувствовался жар тлеющих углей.
Несколько раз Феликс и Ада натыкались на неведомые отряды: кто это были — красногвардейцы, полицейские или солдаты губернатора, понять было невозможно.
— Если нас арестуют, будем говорить, что мы заблудились в китайском городе, — шепнул Феликс Аде и, помолчав, добавил: — Вы… то есть ты… пойдешь за меня?
Ада сжала его руку.
— Да! Мы поедем в Америку…
Феликс растрогано смотрел на ее лицо, освещенное пламенем пожара.
— Потом… все потом… — проговорил он и быстро поцеловал Аду в щеку.
Холодный дождь — лучший полицейский на свете. Всю ночь гремела стрельба, но к утру все стихло, и на улицах не осталось никого, кроме патрульных и очередей у газетных стендов, где вывешивали списки убитых.
Кто победил? Чем кончилось дело? — никто не знал. На мостовой валялась серая форма губернаторских солдат и красные повязки палачей.
Пропускной пункт на Баундэри-роуд вторые сутки осаждала толпа беженцев, мечтавших пробраться на территорию иностранных концессий. Поникшие шляпы и унылые зонты заполняли всю улицу.
Позади баррикады из мешков с песком стоял броневик. На него время от времени забирался британский офицер с зонтом и рупором в руках.
— Повторяю еще раз! — кричал он. — Китайским полицейским и военнослужащим входить на территорию иностранных концессий не разрешается. Запрещено носить флаги, транспаранты и любые вещи агитационного характера на любом языке. Запрещена любая военная форма, кроме перечисленных ниже…
Ада слушала его, с тоской глядя на обмотанные колючей проволокой ворота. Она была перемазана сажей с головы до пят; с волос стекали капли дождя, а на руке горел воспалившийся порез.
Феликс так и не смог выполнить поручение Котлярова: они с Адой два дня без толку метались вдоль оцепления. Из-за русского акцента их принимали за большевиков и гнали, обещая пристрелить. Точно так же от одного пропускного пункта к другому бегали брошенные солдаты губернаторской армии — израненные, голодные и продрогшие до костей.
Накануне Феликс и Ада встретили трех офицеров с «Великой стены».
— Все кончено, — сказали они. — Красногвардейцы подорвали бронепоезд и перебили всех наших. Кажется, только мы и спаслись.
— А как же отец Серафим? — ахнула Ада.
— Получил пулю в голову.
На Баундэри-роуд Феликс увидел стоящего в карауле Джонни Коллора, и тот пропустил его за ворота — переговорить с начальником поста.